Антономасия

Доводилось ли вам слышать о ком-то, что он настоящий Шумахер, так этот человек любит быструю езду на своём автомобиле? Или может быть, вы сами в шутку называли своего приятеля, ведущего вас по незнакомой местности, Иваном Сусаниным? Наверняка подобные высказывания вам знакомы, но мало кто знает, что называние кого-либо именем исторического или вымышленного персонажа является не просто остроумным приёмом, а литературным тропом, известным как антономасия (также встречается вариант «антономазия»).

Этот термин происходит от древнегреческого слова «Antonomasia», который переводится как «переименование» (происходит от «anomaze» – называю). Иногда этот приём встречается под латинским названием «прономинация» (от «pronominatio»). Антономасия является разновидностью метонимии и предполагает, что настоящее название или имя заменяется словом либо выражением, обозначающим часть, важную особенность предмета или указывающим на его отношение к чему-либо ещё. Антономасия проявляется также в употреблении имени собственного в качестве нарицательного.

Мы часто сталкиваемся с этой литературной фигурой в обычной жизни. Например, в русском языке закрепилась традиция называть любвеобильных мужчин ловеласами, казановами или донжуанами, хотя эти слова происходят от имён собственных. Так, ловелас – это искажённая фамилия сэра Роберта Лавлейса, персонажа романа в стихах «Кларисса» за авторством английского писателя XVIII века Сэмюэла Ричардсона. Донжуан – искажение от имени Дон Хуан. Этот персонаж является собирательным образом в литературе Нового Времени и встречается в произведениях таких европейских авторов, как Тирсо де Молина, Мольер, Э. Т. А. Гоффман, Байрон, П. Мериме и др. Джакомо Джироламо Казанова – это вообще реально существовавший человек, известный своими финансовыми авантюрами и любовными приключениями.

В быту мы также регулярно применяем антономасию, когда говорим «наше всё» вместо А. С. Пушкин или именуем какую-нибудь властную и деспотичную знакомую Кабанихой (по прозвищу героини пьесы А. Н. Островского «Гроза»). В литературе этот приём тоже довольно часто встречается. Вот небольшой фрагмент современного фантастического романа Сюзанны Кларк «Джонатан Стрэндж и мистер Норрелл»:

– Да, да! – с досадой произнёс мистер Норрелл. – Знаю. Однако вопрос в другом: чего хочет этот Дролайт?
– Быть первым в Лондоне, кто свёл знакомство с волшебником, ничего более.
Но страхи мистера Норрелла не так легко было развеять. Он нервно потёр желтовато-бледные руки и с опаской огляделся, как будто по углам комнаты прячутся другие дролайты.

Как видно, фамилия джентльмена во втором случае написана со строчной буквы. Таким образом, имя одного персонажа становится нарицательным для всех других, обладающих подобным поведением и характером.

В поэзии антономасия встречается регулярно. Одними из первых поэтических произведений, где используется этот троп, считаются древнегреческие стихи, в которых для имён божеств или выдающихся героев употребляются иносказательные выражения. Вот как применяет этот приём Феокрит, древнегреческий поэт III века до нашей эры:

Нынче в Милета жилища спускается отпрыск Пеана,
Хочет увидеть он там многих болезней врача, Никия.

Пеан здесь – это целитель, согласно мифам, излечивший Ареса и Аида, а его отпрыск – это служитель врачебного искусства, лекарь.

В скальдической поэзии антономасия была также популярным способом сделать стихи более выразительными. Скандинавские авторы придумывали разнообразные синонимы не только для имён богов и героев, но и для бытовых предметов и явлений окружающего мира. Этот вид метафоры получил название кеннинг. Приведём пример из известнейшего памятника – сборника древнеисландских песен «Старшая Эдда», рукопись которого датируется XIII веком нашей эры.

Тут славный приходит
Хлодюн потомок,
со змеем идет
биться сын Одина,
в гневе разит
Мидгарда страж,
все люди должны
с жизнью расстаться, –
на девять шагов
отступает сын Фьёргюн,
змеем сраженный –
достоин он славы.

Здесь мы видим несколько выражений, указывающих на одного и того же персонажа – Тора, скандинавского бога бурь, молний и дождя.

Примеры антономасии можно обнаружить в восточной поэзии. Японский поэт Басё, вспоминая своего товарища Тодзюна, сочинил такое стихотворение:

Погостила и ушла
Светлая лупа… остался
Стол в четырех углах.

Имя друга автор прячет за выражением «светлая лупа». Подобным образом Басё поступает, когда оплакивает кончину другого своего товарища, поэта Мацукура Ранрана:

Где ты опора моя
Мой посох из крепкого тута,
Осенний ветер сломал.

В этом произведении для указания на имя собственное применяются такие выражения как «опора моя» и «мой посох». Такие живописные обороты позволяют понять, какая крепкая дружба связывала поэтов.

Уже упомянутый выше Александр Сергеевич Пушкин время от времени использовал антономасию в своих произведениях. В стихотворении «N. N.», обращённому к В. В. Энгельгардту, поэт пишет:

Я ускользнул от Эскулапа
Худой, обритый – но живой;
Его мучительная лапа
Не тяготеет надо мной.

Понятно, что вовсе не настоящий греческий бог врачевания досаждал литератору, а его более скромный последователь – обычный доктор. Но использование именно собственного имени привносит в строки юмористическую нотку, превращая медика в древнее всесильное существо.

В романе «Евгений Онегин», рассуждая о человечески амбициях, Александр Сергеевич употребляет следующий оборот:

Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно…

Это выражение – пример оригинальности и лаконизма. Автор использовал всего одно имя собственное, чтобы продемонстрировать привычки и образ мыслей целого общества.

Широко применяется антономасия в творчестве известного русского и советского поэта, драматурга и музыканта А. А. Галича.

А она как закричит, вся стала черная:
– Я на слёза на твои – ноль внимания!
И ты мне лазаря не пой, я ученая,
Ты людям все расскажи на собрании!
«Красный треугольник».

Имя библейского персонажа, по легенде возвращённого Иисусом Христом к жизни, используется здесь в переносном смысле. Требуя «не петь лазаря», героиня убеждает героя не требовать сочувствия и жалости.

Ещё один библейский образ встречаем в стихотворении «Заклинание»:

Ой, ты море, море, море, море Черное,
Ты какое-то верченое-крученое!
Ты ведешь себя не по правилам,
То ты Каином, а то ты Авелем!

Упоминая двух этих персонажей, автор указывает на изменчивый характер стихии, которая предстаёт то ласковой и спокойной, то жестокой и опасной.

Бродят между ражими Добрынями
Тунеядцы Несторы и Пимены.

«Мы не хуже Горация».

В этом отрывке имена собственные также становятся нарицательными с целью обличить одни типажи и прославить другие. Под «Добрынями» здесь, очевидно, следует понимать богатырей, готовых ценой жизни защищать правду и свободу родины. В то время как «Пимены» и «Несторы» – это, по всей видимости, бюрократы и чиновники, искажающие историю и приписывающие подвиги не тем, кто действительно их совершил, а каким-то иным деятелям.

Таким образом, мы видим, что антономасия может применяться в различных произведениях с разными целями. С её помощью авторы избегают однообразия в тексте своих стихотворений, добавляют им выразительности, лаконичности и своеобразия. Следует упомянуть, что этот приём является весьма популярным среди литераторов различных эпох и культур, его можно обнаружить как в образцах древней поэзии, так и в современных произведениях.