«В душном воздуха молчанье…» Ф. Тютчев

* * *

В душном воздуха молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Звонче голос стрекозы…

Чу! за белой, дымной тучей
Глухо прокатился гром;
Небо молнией летучей
Опоясалось кругом…

Жизни некий преизбыток
В знойном воздухе разлит,
Как божественный напиток
В жилах млеет и горит!

Дева, дева, что волнует
Дымку персей молодых?
Что мутится, что тоскует
Влажный блеск очей твоих?..

Что, бледнея, замирает
Пламя девственных ланит?
Что так грудь твою спирает
И уста твои палит?..

Сквозь ресницы шелковые
Проступили две слезы…
Иль то капли дождевые
Зачинающей грозы?..

1830-е годы.

Анализ стихотворения Тютчева «В душном воздуха молчанье…»

Наблюдение за «раскатами молодыми» майских гроз и веселым «грохотом летних бурь» – излюбленное занятие внимательного созерцателя, лирического субъекта тютчевских поэтических текстов. В минуты буйства стихий, влекущих за собой множество трансформаций, автор фиксирует особенное состояние души, объединяющее ее с внешним миром. Героя переполняют восторженные эмоции и упоительное ощущение «избытка жизни», формула которого смоделирована в произведении «Сияет солнце, воды блещут…»

Темы и настроения, характерные для тютчевского творчества, нашли отображение в стихотворении 1830-х годов, композиция которого разделяет текст на два эпизода. Первый из них посвящен природной зарисовке и впечатлениям героя, оформленным в виде философского обобщения. Вторая часть написана в форме обращения к лирическому «ты», юной деве.

Тишина и духота, в окружении которых обостряются цветочные ароматы и кажется резким негромкое жужжание насекомых, – категории, организующие художественное пространство зачина. Они рождают «предчувствие грозы», которое подтверждается акустическим образом грома, возникающим в начале второго катрена. Изображение молнии, подтверждающее справедливость догадок лирического субъекта, завершает летний пейзаж. Яркая метафора с антропоморфным значением «небо опоясалось» предваряет вывод: чувство переполнения жизнью, сконцентрированное «в знойном воздухе», сравнивается с «божественным напитком», волнующим человеческую кровь.

Череду риторических восклицаний сменяют настойчивые вопросы, адресованные лирическому «ты». В тексте двух катренов, детализирующих эмоции героини, лексическая анафора «что» повторяется пять раз. Внимательный и сострадательный собеседник описывают эмоции девушки, однако причина, вызвавшая беспокойство, тоску и страх, остается неизвестной. Оставив расспросы, лирический субъект концентрируется на внешнем проявлении чувств – плаче. И в этом случае побеждает неопределенность: финальная дилемма, уподобляющая слезы дождевым каплям, не разрешается.

Женский образ, погруженный в загадочный мир природы и близкий ему, появляется в произведении «Восток белел. Ладья катилась…», датированном тем же периодом. Молитва юной героини – своеобразный момент истины: ликующее небо, отражающееся в глазах, и «капли огневые» слез свидетельствуют о причастности к тайнам неземных сфер.