«Грёзы» А. Фет

Мне снился сон, что сплю я непробудно,
Что умер я и в грезы погружен;
И на меня ласкательно и чудно
Надежды тень навеял этот сон.

Я счастья жду, какого – сам не знаю.
Вдруг колокол – и все уяснено;
И, просияв душой, я понимаю,
Что счастье в этих звуках. – Вот оно!

И звуки те прозрачнее, и чище,
И радостней всех голосов земли;
И чувствую – на дальнее кладбище
Меня под них, качая, понесли.

В груди восторг и сдавленная мука,
Хочу привстать, хоть раз еще вздохнуть
И, на волне ликующего звука
Умчася вдаль, во мраке потонуть.

1859 г.

Анализ стихотворения Фета «Грёзы»

Музыкальность фетовской лирики не ограничивается искусной звукописью и плавностью ритмических решений. Автор убежден, что истинное свойство поэтического дара состоит в изображении движений души и пейзажных зарисовок при помощи «крылатого звука» слов. Фиксируя гармоничную сторону природного мира, классик оперирует музыкальными категориями. Глаголами «напевает» и «поет» обозначаются журчание струй фонтана и успокаивающее мурлыканье кота. Звезды, высыпавшие на бескрайнем небе, именуются слаженным «хором светил». Творческий процесс неоднократно определяется как песня. Акустические образы связаны с горним началом: приход весны приносит «вздохи неба», источником которых становятся распахнутые «врата эдема».

В художественном тексте 1859 г. мотив высокой природы звука получает особенное выражение, оригинально сочетаясь с темой земного конца как перехода в небытие. Зачин моделирует ситуацию сна во сне, и семантика глубокого оцепенения вызывает следующую трансформацию – сон о смерти. Авторская версия мрачной темы лишена контекста безысходности. Напротив, причудливые «грезы» обнадеживают, побеждают тревогу.

Звон погребального колокола знаменует наступление момента истины. Героя пронзает внезапная мысль о сущности счастья: оно заключено в звуках неземного происхождения. Их превосходство над «голосами земли» уточняет череда однородных прилагательных в сравнительной степени. Восторженному и мучительному чувству, внушенному «ликующими» акустическими доминантами, противопоставлены безнадежные интонации обряда похорон.

Завершающий катрен конкретизирует желание просветленного лирического «я». Он не боится ухода во «мрак» смерти, поскольку расценивает его не в качестве трагического финала, а как новый, неизведанный этап существования души.

В произведении «Кричат перепела, трещат коростели…», датированном одним годом с анализируемым текстом, сомнения стареющего лирического героя завершаются оптимистической развязкой. Неизбежное окончание земной судьбы именуется «возрожденьем». Поэт детализирует свой прогноз, снова уподобляя уход из жизни сну. Последний наделяется эпитетами с положительной семантикой – «весенний и «светлый». Автор задействует еще один ориентир: после гибели тела душа приобретает новый статус, выраженный формулой «вечный гражданин». С ним связывается состояние мудрого спокойствия и умиротворения.