«Певица» А. Апухтин

С хозяйкой под руку, спокойно, величаво
   Она идет к роялю. Всё молчит,
И смотрит на нее с улыбкою лукавой
   Девиц и дам завистливый синклит.
Она красавица, по приговору света
      Давно ей этот титул дан;
Глубокие глаза ее полны привета,
И строен, и высок ее цветущий стан.
   Она запела… как-то тихо, вяло,
   И к музыканту обращенный взор
      Изобразил немой укор, –
Она не в голосе, всем это ясно стало…
   Но вот минута робости прошла,
      Вот голос дрогнул от волненья,
      И словно буря вдохновенья
      Ее на крыльях унесла.
И песня полилась, широкая как море:
То страсть нам слышалась, кипящая в крови,
То робкие мольбы, разбитой жизни горе,
То жгучая тоска отринутой любви…
О, как могла понять так верно сердца муки
Она, красавица, беспечная на взгляд?
   Откуда эти тающие звуки,
   Что за душу хватают и щемят?

   И вспомнилася мне другая зала,
Большая, темная… Дрожащим огоньком
В углу горел камин, одна свеча мерцала,
   И у рояля были мы вдвоем.
   Она сидела бледная, больная,
   Рассеянно вперя куда-то взор,
   По клавишам рукой перебирая…
      Невесел был наш разговор:
«Меня не удивят ни злоба, ни измена, –
   Она сказала голосом глухим, –
      Увы, я так привыкла к ним!»
      И, словно вырвавшись из плена,
Две крупные слезы скатились по щекам.
А мне хотелося упасть к ее ногам,
      И думал я в тоске глубокой:
Зачем так создан свет, что зло царит одно,
   Зачем, зачем страдать осуждено
   Всё то, что так прекрасно и высоко?
Мечты мои прервал рукоплесканий гром.
      Вскочило всё, заволновалось,
И впечатление глубоким мне казалось!
Мгновение прошло – и вновь звучит кругом,
С обычной пустотой и пошлостью своею,
Речей салонных гул. Спокойна и светла,
   Она сидит у чайного стола;
Банальный фимиам мужчины жгут пред нею,
   И сладкие ей речи говорит
   Девиц и дам сияющий синклит.

Май 1884 г.