«Казимир Великий» Я. Полонский
(Посв. памяти А. Ф. Гильфердинга)IВ расписных санях, ковром покрытых, Нараспашку, в бурке боевой, Казимир, круль польский, мчится в Краков С молодой, веселою женой. К ночи он домой спешит с охоты; Позвонки бренчат на хомутах; Впереди, на всем скаку, не видно, Кто трубит, вздымая снежный прах; Позади в санях несется свита… Ясный месяц выглянул едва… Из саней торчат собачьи морды, Свесилась оленья голова… Казимир на пир спешит с охоты; В новом замке ждут его давно Воеводы, шляхта, краковянки, Музыка, и танцы, и вино. Но не в духе круль: насупил брови, На морозе дышит горячо. Королева с ласкою склонилась На его могучее плечо. «Что с тобою, государь мой?! друг мой? У тебя такой сердитый вид… Или ты охотой недоволен? Или мною? – на меня сердит?..» «Хороши мы! – молвил он с досадой. – Хороши мы! Голодает край. Хлопы мрут, – а мы и не слыхали, Что у нас в краю неурожай!.. Погляди-ка, едет ли за нами Тот гусляр, что встретили мы там… Пусть-ка он споет магнатам нашим То, что спьяна пел он лесникам…» Мчатся кони, резче раздается Звук рогов и топот, – и встает Над заснувшим Краковом зубчатой Башни тень, с огнями у ворот.IIВ замке светят фонари и лампы, Музыка и пир идет горой. Казимир сидит в полукафтанье, Подпирает бороду рукой. Борода вперед выходит клином, Волосы подстрижены в кружок. Перед ним с вином стоит на блюде В золотой оправе турий рог; Позади – в чешуйчатых кольчугах Стражников колеблющийся строй; Над его бровями дума бродит, Точно тень от тучи грозовой. Утомилась пляской королева, Дышит зноем молодая грудь, Пышут щеки, светится улыбка: «Государь мой, веселее будь!.. Гусляра вели позвать, покуда Гости не успели задремать». И к гостям идет она, и гости – Гусляра, – кричат, – скорей позвать!IIIСтихли трубы, бубны и цимбалы; И, венгерским жажду утоля, Чинно сели под столбами залы Воеводы, гости короля. А у ног хозяйки-королевы, Не на табуретах и скамьях, На ступеньках трона сели панны, С розовой усмешкой на устах. Ждут, – и вот на праздник королевский Сквозь толпу идет, как на базар, В серой свитке, в обуви ремянной. Из народа вызванный гусляр. От него надворной веет стужей, Искры снега тают в волосах, И как тень лежит румянец сизый На его обветренных щеках. Низко перед царственной четою Преклонясь косматой головой, На ремнях повиснувшие гусли Поддержал он левою рукой, Правую подобострастно к сердцу Он прижал, отдав поклон гостям. «Начинай!» – и дрогнувшие пальцы Звонко пробежали по струнам. Подмигнул король своей супруге, Гости брови подняли: гусляр Затянул про славные походы На соседей, немцев и татар… Не успел он кончить этой песни – Крики «Vivat!» огласили зал; Только круль махнул рукой, нахмурясь: Дескать, песни эти я слыхал! «Пой другую!» – и, потупив очи, Прославлять стал молодой певец Молодость и чары королевы И любовь – щедрот ее венец. Не успел он кончить этой песни – Крики «Vivat!» огласили зал; Только круль сердито сдвинул брови: Дескать, песни эти я слыхал! «Каждый шляхтич, – молвил он, – поет их На ухо возлюбленной своей; Спой мне песню ту, что пел ты в хате Лесника, – та будет поновей… Да не бойся!» – Но гусляр, как будто К пытке присужденный, побледнел… И, как пленник, дико озираясь, Заунывным голосом запел: «Ох, вы хлопы, ой, вы божьи люди! Не враги трубят в победный рог, По пустым полям шагает голод И кого ни встретит – валит с ног. Продает за пуд муки корову, Продает последнего конька. Ой, не плачь, родная, по ребенке! Грудь твоя давно без молока. Ой, не плачь ты, хлопец, по дивчине! По весне авось помрешь и ты… Уж растут, должно быть к урожаю, На кладбищах новые кресты… Уж на хлеб, должно быть к урожаю, Цены, что ни день, растут, растут. Только паны потирают руки – Выгодно свой хлебец продают». Не успел он кончить этой песни: «Правда ли?» – вдруг вскрикнул Казимир И привстал, и в гневе, весь багровый, Озирает онемевший пир. Поднялись, дрожат, бледнеют гости. «Что же вы не славите певца?! Божья правда шла с ним из народа И дошла до нашего лица… Завтра же, в подрыв корысти вашей, Я мои амбары отопру… Вы… лжецы! глядите: я, король ваш, Кланяюсь, за правду, гусляру…» И, певцу поклон отвесив, вышел Казимир, – и пир его притих… «Хлопский круль!» – в сенях бормочут паны… «Хлопский круль!» – лепечут жены их. Онемел гусляр, поник, не слышит Ни угроз, ни ропота кругом… Гнев Великого велик был, страшен – И отраден, как в засуху гром!
1874 г.
Читайте и другие: Баллады ✑ПримечаниеСтихотворение «Казимир Великий» было задумано мною в 1871 году. Покойный А. Ф. Гильфердинг просил меня написать его для второго литературного вечера в пользу Славянского комитета. – Тема для стихов была выбрана самим Гильфердингом, им же были присланы мне и материалы, – выписки из Польского летописца Длугоша, со следующею в конце припискою: «Раздача хлеба в пору голода у летописца рассказана без всякой связи с другими фактами из жизни Казимира, потому тут у вас carte blanche…» – Стихи были набросаны, когда я узнал, что литературный вечер с живыми картинами, в пользу Славянского комитета, не состоялся и отложен на неопределенное время. – Затем умер и наш многоуважаемый ученый А. Ф. Гильфердинг, самоотверженно собирая легенды и песни того народа, изучению которого, в связи со всеми ему соплеменными народами, с любовью посвящал он всю свою жизнь. (авт.)