«Нашему юношеству» В. Маяковский

На сотни эстрад бросает меня,
на тысячу глаз молодежи.
Как разны земли моей племена,
и разен язык
                    и одежи!
Насилу,
            пот стирая с виска,
сквозь горло тоннеля узкого
пролез.
            И, глуша прощаньем свистка,
рванулся
               курьерский
                                 с Курского!
Заводы.
             Березы от леса до хат
бегут,
          листками вороча,
и чист,
           как будто слушаешь МХАТ,
московский говорочек.
Из-за горизонтов,
                            лесами сломанных,
толпа надвигается
                              мазанок.
Цветисты бочка
                         из-под крыш соломенных,
окрашенные разно.
Стихов навезите целый мешок,
с таланта
               можете лопаться –
в ответ
           снисходительно цедят смешок
уста
       украинца хлопца.
Пространства бегут,
                                с хвоста нарастав,
их жарит
              солнце-кухарка.
И поезд
            уже
                  бежит на Ростов,
далёко за дымный Харьков.
Поля –
            на мильоны хлебных тонн –
как будто
               их гладят рубанки,
а в хлебной охре
                           серебряный Дон
блестит
             позументом кубанки.
Ревем паровозом до хрипоты,
и вот
        началось кавказское –
то головы сахара высят хребты,
то в солнце –
                       пожарной каскою.
Лечу
        ущельями, свист приглушив.
Снегов и папах седины.
Сжимая кинжалы, стоят ингуши,
следят
           из седла
                         осетины.
Верх
        гор –
                  лед,
низ
      жар
            пьет,
и солнце льет йод.
Тифлисцев
                  узнаешь и метров за сто:
гуляют часами жаркими,
в моднейших шляпах,
                                   в ботинках носастых,
этакими парижаками.
По-своему
                 всякий
                            зубрит азы,
аж цифры по-своему снятся им.
У каждого третьего –
                                   свой язык
и собственная нация.

Однажды,
                забросив в гостиницу хлам,
забыл,
           где я ночую.
Я
   адрес
            по-русски
                            спросил у хохла,
хохол отвечал:
                        – Нэ чую. –
Когда ж переходят
                             к научной теме,
им
     рамки русского
                             узки;
с Тифлисской
                       Казанская академия
переписывается по-французски.
И я
     Париж люблю сверх мер
(красивы бульвары ночью!)
Ну, мало ли что –
                               Бодлер,
                                           Малармэ
и эдакое прочее!
Но нам ли,
                 шагавшим в огне и воде
годами
            борьбой прожженными,
растить
            на смену себе
                                   бульвардье
французистыми пижонами!
Используй,
                 кто был безъязык и гол,
свободу советской власти.
Ищите свой корень
                               и свой глагол,
во тьму филологии влазьте.
Смотрите на жизнь
                               без очков и шор,
глазами жадными цапайте
все то,
           что у вашей земли хорошо
и что хорошо на Западе.
Но нету места
                       злобы мазку,
не мажьте красные души!
Товарищи юноши,
                            взгляд – на Москву,
на русский вострите уши!
Да будь я
                и негром преклонных годов,
и то
       без унынья и лени
я русский бы выучил
                                  только за то,
что им
           разговаривал Ленин.
Когда
         Октябрь орудийных бурь
по улицам
                 кровью лился,
я знаю,
           в Москве решали судьбу
и Киевов
              и Тифлисов.
Москва
            для нас
                        не державный аркан,
ведущий земли за нами,
Москва
           не как русскому мне дорога,
а как огневое знамя!
Три
      разных истока
                             во мне
                                        речевых.
Я
   не из кацапов-разинь.
Я –
       дедом казак,
                           другим –
                                           сечевик,
а по рожденью
                       грузин.
Три
      разных капли
                           в себе совмещав,
беру я
           право вот это –
покрыть
             всесоюзных совмещан.
И ваших
              и русопетов.

1927 г.