«Заметки (Свободой дорожу, но не свободой вашей…» П. Вяземский

Свободой дорожу, но не свободой вашей,
Не той, которой вы привыкли промышлять,
Как целовальники в шинках хмельною чашей,
Чтоб разум омрачить и сердце обуять.

Есть благородная и чистая свобода,
Возвышенной души сокровище и страсть;
Святыня, – не попрёт её судьбы невзгода,
Вражде людей – её твердыни не потрясть.

Она – любовь и мир, и благодать, и сила,
Духовной воли в ней зачаток и залог;
Я ей не изменял и мне не изменила
Она – и сторожит домашний мой порог.

Я пребыл верен ей под солнцем и под тучей,
Мне внутренней бронёй она всегда была.
Не падал духом я во след звезде падучей,
При восходящей – я не возносил чела.

Кто рабствует страстям, тот в рабстве безнадежном.
Свободу дай ему, он тот же будет раб;
Дай власть ему – в чаду болезненно-мятежном,
В могуществе самом он малодушно слаб.

Он недоверчив, он завистлив, предан страху,
Дамоклов меч всегда скользит по голове;
Душой свободен был Шенье, всходя на плаху,
А Робеспьер был раб в кровавом торжестве.

Под злобой записной к отличиям и к роду
Желчь хворой зависти скрывается подчас –
И то, что выдают за гордую свободу,
Есть часто ненависть к тому, кто выше нас.

Есть древняя вражда: к каретам – пешехода,
Ленивой нищеты – к богатому труду,
К барону Штиглицу того, кто без дохода,
Иль обвинённого к законному суду.

Смешон сей новый Гракх республики журнальной,
Который от чинов не прочь, (но прочь они),
Когда начнёт косить косою либеральной
Заслуги, род, и знать, и всё, что им сродни.

На всех сверкает он молниеносным глазом,
И чтоб верней любовь к свободе доказать,
Он силится смотреть свирепым дикобразом
И с пеной на губах зубами скрежетать.

Забавный мученик! бедняжке неизвестно,
Что можно во сто раз простей свободным быть
И мненья своего и убеждений честно
Держаться, а людей, пугая, не смешить.

Любимый гость Двора под Царскосельской тенью,
В державном обществе мудрец и гражданин,
Покорный одному сердечному влеченью,
Твёрд и свободен был правдивый Карамзин.

Жуковский во дворце был отроком Белёва:
Он веру, и мечты, и кротость сохранил,
И девственной души он ни лукавством слова,
Ни тенью трусости, дитя, не пристыдил.

Свободен тот один, кто умирил желанья,
Кто светел и душой, и помышленьем чист,
Кого не обольстят толпы рукоплесканья,
Кого не уязвит нахальной черни свист.

Свободу возлюбя, гнушаясь своевольем,
На язвы общества, чтоб глубже их разжечь,
Не обращает он с лукавым сердобольем
Тлетворную, как яд, заносчивую речь.

Нелепым равенством он высших не унизит,
Но в предназначенной от Промысла борьбе,
Посредник, он бойцов любовным словом сблизит
И скажет старшему: и младший – брат тебе.

1861 г.