«Что с ней?» Я. Полонский

I.

Когда из пелен порывалась она,
‎     Молилась и жарко мечтала,
Растленная жизнь, зла и грязи полна,
‎‎     Ей раны свои обнажала.

И в лучшие дни, как цвела красота,
‎‎     Мечты её вяли и вяли;
Ни ласковых слов не шептали уста,
‎‎     Ни детских молитв не шептали.

Пытливым огнем из-под темных ресниц
‎‎     Мерцая, в ней мысль загоралась.
В те дни много-много запретных страниц
‎‎     В бессонные ночи читалось…

Ее жажда правды томила до слез…
‎‎     На Западе бури шумели,
И к нам проникал за вопросом вопрос,
‎‎     Как ветер, свистя в наши щели…

От этого вольного ветра спасти
‎‎     Нельзя лицемерной морали,
Когда люди свято велят вам блюсти
‎‎     Всё то, что они попирали…

II.

И дух отрицанья ее посетил,
‎‎     Он понял, какая в ней сила;
Он юную душу настолько пленил,
‎‎     Насколько душа та – изныла;

Науку, семью, государство, права,
‎‎     Религию, гений, искусство, –
Всё, всё превратил он в пустые слова,
‎‎     Насилуя разум и чувство.

«Иди, – говорил он, – иди вслед за мной,
‎‎     И будет твой путь – путь свободный,
И скоро среди мастерских мы с тобой
‎‎     Сойдемся на тризне народной.

На каждой версте – будет общий дворец;
‎‎     За труд – будет плата любовью;
И будет тогда отрицанью конец, –
‎‎     Созреет – политое кровью».

И эти туманные речи она
‎‎     При нас горячо повторяла;
Её слабый голос дрожал, как струна,
‎‎     В нем гордая вера звучала.

III.

А время всё шло, – шло, и много надежд,
‎‎     Им грубо задетых, сломалось.
Чадясь, погасали восторги невежд, –
‎‎     И мысль на ветру колебалась.

Поблекло лицо её, – в темных глазах
‎‎     Мысль робким огнем чуть мелькала,
И уж не улыбка на бледных устах, –
‎‎     Тень прежней улыбки блуждала.

Её предреканьям послушный кружок
‎‎     Давно позабыл её грёзы;
У каждого путь свой – и свой уголок
‎‎     Нашелся для грёз и для прозы.

И тот, кто взял дань с её сердца, и тот
‎‎     Пошел уж другою дорогой,
Ей бросивши на руки много забот
‎‎     И грудь познакомив с тревогой…

И вот, чтоб друзей не осталось следа,
‎‎     Нужда в её дверь постучалась…
И билась она, и искала труда, –
‎‎     И где теперь? Что с нею сталось?

IV.

Ушла ли на Запад она, в край чужой,
‎‎     Где жатва давно уж созрела,
И всё, что не смято в ней братской враждой,
‎‎     Для новой вражды уцелело?

Ушла ли она в наши степи, – туда,
‎‎     Где нет ни конца, ни начала,
Где требует время иного труда
‎‎     И веры иного закала?

Или, изможденная страшной борьбой,
‎‎     В чаду, в тесноте еле дышит,
И чуткая, слышит бред жизни хмельной
‎‎     И – Боже! – неужели слышит, –

Как дух отрицанья глумится над ней,
‎‎     И даже ее отрицает,
Ее, – кто ему в жертву нес радость дней
‎‎     И ради его погибает!

Ожесточенная – вряд ли поймет,
‎‎     Что в бездне людских заблуждений
Лишь только поэт искры сердца найдет,
‎‎     А искры ума – только гений.

Между 1875 и 1880 г.