«Дюпон и Дюран» А. Фет

Диалог

Дюран

О тени праотцев, как я тоской томим!
К богам воззвал бы я, когда бы знал к каким.
Вот скоро тридцать лет, как я на свете маюсь
И уж издателя лет десять добиваюсь.
Никто живой моих тетрадей не читал,
И в мире только я, что я пишу, узнал.

Дюпон

О, Брут! Ты ведаешь, как мне приходит жутко!
С картофелем лишь сидр не ободрят желудка.
И чтоб не задремать в тоскливом забытье,
Не встречу ль, с кем бы речь затеять о Фурье?
Какие времена! Какой обед ужасный!

Дюран

Кого я вижу там вдали? Кто тот несчастный,
Что дует в кулаки, в которых чувства нет,
А сам бредет дрожа, по-летнему одет?
У Фликото, кажись, встречал я горемыку.

Дюпон

Не ошибаюсь я. По горестному лику,
По взору томному в задумчивых глазах,
Но шляпе вытертой на сальных волосах
Дюрана узнаю, старинного собрата.

Дюран

Ты ль это, друг Дюпон? Рад, встретил я Пилада
И однокашника. Друг друга обоймем.
Так не попал еще ты в сумасшедший дом?
Я думал, что в Бисетр сдала тебя роденька.

Дюпон

Молчи. В окно сейчас я выпрыгнул умненько
И вот бегу тайком состряпать фельетон.
А ты, ужели твой ночлег не Шарантон?
Ведь говорили мне, что твой высокий гений…

Дюран

Увы! Дюпон, наш свет исполнен злых суждений!
Что за животное наш глупый род людской,
И сколько трудностей на путь пробиться свой!

Дюпон

Брат, мне ли говоришь? Успел я в нашем веке
Извериться вполне во всяком человеке.
Наш мир становится упрямей с каждым днем,
И в тупоумие все глубже мы идем.

Дюран

Ты помнишь ли, Дюпон, когда еще ребята,
Познаньем бедняки, а гордостью богаты,
Мы, хоть учитель нас, ленивцев, драл порой, –
В забвенье низменном вкушали сон с тобой?
В душе моей те дни блаженства сохранились!

Дюпон

Ленивцев, ты сказал. Мы с гордостью ленились;
Невежд, бог видит! Все, что сделал я с тех пор,
Решает о моем былом ученье спор.
Но запах сладостный, какой бывал в столовой!
Бывало, ешь и пей – обед всегда готовый!
Согнувшись над столом, бывало, припадешь
К книжонке мерзостной, сторгованной за грош.
Варнава, Демулен мне горько доставались,
А милые статьи Сен-Жюста укрывались
На сердце у меня. – Я руку подавал,
Как римский бы ее сенатор простирал.
Ты жребий мой делил, не кончил ты ученья.

Дюран

Ты прав, у гения повсюду треволненья.
Мой череп, созданный для лавров на заказ,
Ослиной шапкою увенчан был не раз.
Мое призвание, однако ж, видно было,
Во мне писательство всемощно говорило;
Презрен у сверстников, взращен на кулаке,
Я рифмовал в тиши, согнувшись в уголке.
В пятнадцать лет моя зарокотала лира,
Я Шиллера глотал, и Гете, и Шекспира,
И лоб чесался мой при чтенье их стихов,
А что касается прославленных шутов,
Как Тацит, Цицерон, Гомер или Вергилий,
Мы, слава богу, их как должно оценили.
Постигнув таинство, легко о всем писать,
Заике-музе я дал волю воровать,
По очереди драл я англичан, испанцев,
Сынов Италии и выспренних германцев.
Терзался я, что тем наречьем не владел,
Которым некогда башмачник Сакс гремел.
Я б, верно, произвел великое творенье;
Но, связан пошлостью природного реченья.
Себе я клятву дал по крайней мере в том,
Что книги не издам с хорошим языком.
Сдержал ли слово я – не будешь сомневаться.

Дюпон

Когда придет зима – и ласточки умчатся,
Куда умчался хор счастливых тех годов,
Когда желудок в нас зависел от зубов?
Какие ключница ломти нам отрезала!

Дюpан

Не вспоминай уже; на свете счастья мало.
Скажи, прошу тебя, ты что же предпринял,
Когда покинул ты Латинский свой квартал?

Дюпон

Когда?

Дюpан

         В осьмнадцать лет, когда оставил школу.

Дюпон

Что делал я?

Дюран

                 Скажи.

Дюпон

                          Да так, по произволу –
Что птица делает, свалившися с гнезда,
Что бог благословит и что велит нужда.

Дюран

Однако ж?

Дюпон

              Ничего. По улицам таскался,
Куда глаза глядят. По воле озирался,
Раздетый, впроголодь, я спал по чердакам,
Откуда в срок найма я убирался сам;
Влачась по прихоти судьбы своей коварной,
Скитался я с мечтой Фурье гуманитарной,
Насколько я лишь мог, повсюду занимал,
А заведется грош, сейчас его спускал.
Скрывая пошлость фраз за пышных слов туманом
И сидя без белья с таким пустым карманом,
Что в мире лишь мой ум с ним равен пустотой,
Я жил оборванный, завистливый и злой.

Дюpан

Я знаю, чтоб тебя совсем не затомило,
Когда желудок твой кричал: «Уж шесть пробило»,
Тебе пять франков я из жалости втирал,
А ты у Беназе их тотчас же спускал.
Но что же далее ты делал? Не могу я
Представить, чтоб досель влачил ты жизнь такую.

Дюпон

Всегда! Спиноза мне и Брут порукой в том,
Что в платье, что на мне, я проходил в одном.
И как его сменить? Кто судит справедливо?
Везде царит расчет и скупость да нажива.
Затеял я проект… Скажу тебе тайком…
Проект! Но я прошу, ты помолчи о нем…
Куда тебе Ликург, – на свете не видали
Чудесней ничего, коль поместят в журнале.
Вселенную, мой друг, переверну вверх дном,
И с прошлым сходства с ней не будет уж ни в чем,
Богатый станет нищ, а сильный будет слабый,
Зло будет над добром, мужчина станет бабой.
А женщины тогда, – ну, станут чем хотят,
Стариннейших врагов дни счастья примирят –
Россию с Турцией, Французов с Альбионом,
Безверие души с божественным законом,
А драму с здравостью рассудка. – Да чего?
Царей, правителей, судей – ни одного,
Начальства – не моги; законов – не желаю.
Семейство я гоню и браки расторгаю:
Кому охота есть и добывать детей,
Кто хочет разыскать отца – ищи смелей.
Затем уже, мой друг, ты не увидишь боле
Долин иль гор, лесов иль колоколен в поле.
Все это пустяки! Мы все их подберем,
Мы раскидаем их, завалим и сожжем,
И всюду копи лишь раскинутся с рудами,
Тропинки, хижины, поля под овощами,
Морковь, горох, бобы, – кто хочет, тот говей.
Зато обедать всласть никто уже не смей.
Из Пекина в Париж железный путь блестящий
Мою республику связует дружбой вящей;
Народы разные, в огромный сев вагон,
Смешавши языки, представят Вавилон.
А пышущий огнем колосс гуманитарный
Все косточки найдет планеты благодарной,
И изумится всяк с такого корабля,
Что под капустой вся да репою земля.
Земля получит вид подчищенный и низкий,
Гуманитарности мир сделается миской,
И шар наш без волос, без бороды – обрит,
Как тыква гладкая, по небу полетит,
Какой проект, мой друг! Нельзя не восхищаться,
Что может с планами подобными сравняться?
В свободные часы я их в статье провел.
Но веришь ли, Дюран, никто их не прочел!
Чего ж хотеть? Наш свет и глух и слеп ужасно,
Ты клад ему даешь иль чудо, – все напрасно:
Спеша на биржу, он к тебе уж стал спиной,
Один нашел закон, канал ведет другой;
Им денег хочется; пожить, поесть послаже,
А есть бездельники, что землю пашут даже.
Да, в наши дни людей так трудно просветить,
И я отчаялся их даже возродить.
А твой каков удел? Я, чай, ты мне не пара.

Дюран

Сперва учеником я стал ветеринара.
Пожалуй, получал я франка по два в день,
Да не понравилось мне не вставать с колень,
Чтоб лошади больной втирать в копыто сало.
За что она не раз брыканьем отвечала.
Как надоело мне, я вздумал улизнуть
И с божьей помощью побрел куда-нибудь.
Пошел я к продавцу эстампов. Мастер рьяный,
Он иллюстрировал известные романы.
Два года прожил я. В листки негодных книг
Совал я очерки еще негодней их.
Я пользу отыскал в труде от всех сокрытом,
Я приучил свой ум быть ловким паразитом,
Хватаясь за других, у них же воровать.
Но труд ученика стал мне надоедать.
Однажды за столом у старика Тюиля
Я встретил Дюбуа, опору водевиля.
Он выпить не дурак, задорно спеть куплет,
И в подлинных ему весельем равных нет.
С правописанием он дал мне чувство стиля.
Состряпали вдвоем мы четверть водевиля,
По ярмаркам его давали иногда,
Хотя гоненья он претерпевал всегда.
Вскипела желчь во мне от этой неудачи;
Решил бесплодный мозг я повернуть иначе.
Придя домой, я сел, сказавши: «Погоди ж,
Моим писанием я изумлю Париж».
Задавшись рифмами, мозги мои смелее
Впервые будто бы приблизились к идее.
Я заперся на ключ писателей читать,
Которыми себя задумал вдохновлять.
Под полусотней книг трещал мой стол несчастный,
Я долго мучился поэмою ужасной.
Луна и солнце в ней ступили во вражду,
Венера с папою плясали в ней в аду,
Сознай, насколько мысль моя философична,
Все, что являлось нам в твореньях единично, –
Как Брама, например, Юпитер, Магомет,
Платон и Мармонтель, Нерон и Боссюэт, –
Я это все собрал в сознании всецелом.
Но главный капитал в творенье этом смелом –
Так это ящериц над речкой дружный хор.
Расин в сравнении с подобным гимном вздор…
Меня не поняли. И книжке символичной
Моей пришлось лежать в пыли, гробам приличной.
Печальный результат и девственность плохая!
Но скоро в путь меня умчала цель иная.
Сошелся старичок со мною журналист;
Он промотавшийся былой семинарист,
Раз десять по цене распроданный дешевой
И на честных людей за франк плевать готовый.
С ливрею старичка оделся я сейчас;
Желчь у меня с пера просилась в этот раз,
Я возродился сам и въелся в это дело.
Дюпон! Как сладостно над всем ругаться смело.
Мертворожденный ум так любит подходить
К своей же глупости и всем за это мстить.
Когда чужой успех предстанет настоящий,
И ты придешь домой, что может быть тут слаще,
Как личность растерзать и честь испачкать всю
И вылить на нее чернильницу свою,
Имея где-нибудь такой журнал несчастный,
Где можно отрицать, что сам увидел ясно!
Ложь анонимная отраднее всего.
На авторов, царей, на бога самого,
На всех я клеветал, стараясь всех позорить,
И горе, кто меня хотел бы переспорить!
Когда Париж таил какой-либо секрет!
Я к вечеру тащил его в столбцы газет.
Пронюхивал я все. И с улиц на паркеты
Тащил на каблуках я грязные предметы,
В скандальный этот век я каждый знал скандал
И оглашал его. – Тут я не признавал
Ни жалоб, ни угроз, – меня ты слишком знаешь.
Но ты молчишь, Дюпон, о чем ты размышляешь?

Дюпон

Увы! Дюран, когда б найти я только мог
Хоть сердце женщины – принять мой страстный вздох!
Так нет. Напрасно я ищу пленять в Париже!
Плох курс твоих статей, меня же ценят ниже.
Себя я предлагал всем встречным – не берут.
На ложе хладное бреду я в свой приют –
И жду – никто нейдет. – Ведь можно утопиться!

Дюран

Ужель ты не искал под вечер веселиться?

Дюпон

К Прокопу в домино хожу играть подчас.

Дюран

Прекрасная игра – и развивает нас;
Тот человек уже не сделает промашки,
Что мастер в домино подладить деревяшки.
Войдем в кофейную. Сам лепту я взнесу.

Дюпон

Коль без реванша дашь ты мне пятнадцать су, –
Согласен.

Дюран

             Погоди! Сыграем-ко мы прежде
На угощение, чтоб ввериться надежде.
Наверно рюмочку на счет твой пропущу.

Дюпон

Боюсь ликеров я. Уж пивом угощу.
Что в кошельке твоем?

Дюран

                                Три су.

Дюпон

                                          В харчевню ближе.

Дюран

Ступай вперед.

Дюпон

                     Нет ты.

Дюpан

                                Нет ты, прошу – иди же.

Перевод стихотворения Альфреда Мюссе. Название в оригинале: «Dupont et Durand».
Сборник «Вечерние огни. Выпуск первый» (1883). Раздел «Переводы».