«Эльвина и Эдвин» В. Жуковский

В излучине долины сокровенной,
Там, где блестит под рощею поток,
‎   Стояла хижина, смиренный
‎      Покоя уголок.

Эльвина там красавица таилась, –
В ней зрела мать подпору дряхлых дней,
‎   И только об одном молилась:
‎      «Все блага жизни ей».

Как лилия была чиста душою,
И пламенел румянец на щеках –
‎   Так разливается весною
‎      Денница в облаках.

Всех юношей Эльвина восхищала;
Для всех подруг красой была страшна,
‎   И, чудо прелестей, не знала
‎      Об них одна она.

Пришел Эдвин. Без всякого искусства
Эдвинова пленяла красота:
‎   В очах веселых пламень чувства,
‎      А в сердце простота.

И заключен святой союз сердцами:
Душе легко в родной душе читать;
‎   Легко, что сказано очами,
‎      Устами досказать.

О! сладко жить, когда душа в покое
И с тем, кто мил, начав, кончаешь день;
‎   Вдвоем и радости все вдвое…
‎      Но ах! они как тень.

Лишь золото любил отец Эдвина;
Для жалости он сердца не имел;
‎   Эльвине же дала судьбина
‎      Одну красу в удел.

С холодностью смотрел старик суровый
На их любовь – на счастье двух сердец.
‎   «Расстаньтесь!» – роковое слово
‎      Сказал он наконец.

Увы, Эдвин! В какой борьбе в нем страсти!
И ни одной нет силы победить…
‎   Как не признать отцовской власти?
‎      Но как же не любить?

Прелестный вид, пленительные речи,
Восторг любви – все было только сон;
‎   Он розно с ней; он с ней и встречи
‎      Бояться осужден.

Лишь по утрам, чтоб видеть след Эльвины,
Он из кустов смотрел, когда она
‎   Шла по излучине долины,
‎      Печальна и одна;

Или, когда являя месяц роги
Туманный свет на рощи наводил,
‎   Он, грустен, вдоль большой дороги
‎      До полночи бродил.

Задумчивый, он часто по кладбищу
При склоне дня ходил среди крестов:
‎   Его тоске давало пищу
‎      Спокойствие гробов.

Знать, гроб ему предчувствие сулило!
Уже ланит румяный цвет пропал;
‎   Их горе бледностью покрыло…
‎      Несчастный увядал.

И не спасут его младые леты;
Вотще в слезах над ним его отец;
‎   Вотще и вопли и обеты!..
‎      Всему, всему конец.

И молит он: «Друзья, из сожаленья!..
Хотя бы раз мне на нее взглянуть!..
‎   Ах! дайте, дайте от мученья
‎      При ней мне отдохнуть».

Она пришла; но взор любви всесильный
Уже тебя, Эдвин, не воскресит:
‎   Уже готов покров могильный,
‎      И гроб уже открыт.

Смотри, смотри, несчастная Эльвина,
Как изменил его последний час:
‎   Ни тени прежнего Эдвина;
‎      Лик бледный, слабый глас.

В знак верности он подает ей руку
И на нее взор томный устремил:
‎   Как сильно вечную разлуку
‎      Сей взор изобразил!

И в тьме ночной, покинувши Эдвина,
Домой одна вблизи кладбища шла,
‎   Души не чувствуя, Эльвина;
‎      Кругом густела мгла.

От севера подъемлясь, ветер хладный
Качал, свистя во мраке, дерева;
‎   И выла на стене оградной
‎      Полночная сова.

И вся душа в Эльвине замирала;
И взор ее во всем его встречал;
‎   Казалось – тень его летала;
‎      Казалось – он стонал.

Но… вот и въявь уж слышится Эльвине:
Вдали провыл уныло тяжкий звон;
‎   Как смерти голос, по долине
‎      Промчавшись, стихнул он.

И к матери без памяти вбежала –
Бледна, и свет в очах ее темнел.
‎   «Прости, все кончилось! (сказала) –
‎      Мой ангел улетел!

Благослови… зовут… иду к Эдвину…
Но для тебя мне жаль покинуть свет».
‎   Умолкла… мать зовет Эльвину…
‎      Эльвины больше нет.

Конец октября 1814 г.

Свободное переложение баллады Д. Маллета. Название в оригинале: «Edwin and Emma».