«Галопщик по писателям» В. Маяковский

Тальников
                 в «Красной нови»
                                              про меня
пишет
           задорно и храбро,
что лиру
               я
                  на агит променял,
перо
        променял на швабру.
Что я
         по Европам
                            болтался зря,
в стихах
              ни вздохи, ни ахи,
а только
              грублю,
                           случайно узря
Шаляпина
                 или монахинь.
Растет добродушие
                                с ростом бород.
Чего
        обижать
                      маленького?!
Хочу не ругаться,
                            а, наоборот,
понять
           и простить Тальникова.
Вы молоды, верно,
                              сужу по мазкам,
такой
         резвун-шалунишка.
Уроки
          сдаете
                     приятным баском
и любите
               с бонной,
                              на радость мозгам,
гулять
           в коротких штанишках.
Чему вас учат,
                        милый барчук, –
я
   вас
         расспросить хочу.
Успела ли
                 бонна
                           вам рассказать
(про это –
                  и песни поются) –
вы знаете,
                 10 лет назад
у нас
         была
                  революция.
Лиры
         крыл
                 пулемет-обормот,
и, взяв
            лирические манатки,
сбежал Северянин,
                               сбежал Бальмонт
и прочие
              фабриканты патоки.
В Европе
               у них
                        ни агиток, ни швабр –
чиста
          ажурная строчка без шва.
Одни –
             хореи да ямбы,
туда бы,
              к ним бы,
                             да вам бы.
Оставшихся
                     жала
                              белая рать
и с севера
                 и с юга.
Нам
       требовалось переорать
и вьюги,
              и пушки,
                            и ругань!
Их стих,
             как девица,
                               читай на диване,
как сахар
               за чаем с блюдца, –
а мы
        писали
                    против плеваний,
ведь, сволочи –
                           все плюются.
Отбившись,
                   мы ездим
                                   по странам по всем,
которые
             в картах наляпаны,
туда,
        где пасутся
                           долларным посевом
любимые вами –
                             Шаляпины.
Не для романсов,
                            не для баллад
бросаем
              свои якоря мы –
лощеным ушам
                         наш стих грубоват
и рифмы
               будут корявыми.
Не лезем
               мы
                    по музеям,
на колизеи глазея.
Мой лозунг –
                       одну разглазей-ка
к революции лазейку…
Теперь
           для меня
                          равнодушная честь,
что чудные
                  рифмы рожу я.
Мне
       как бы
                  только
                             почище уесть,
уесть покрупнее буржуя.
Поэту,
           по-моему,
                           слабый плюс
торчать
             у веков на выкате.
Прощайте, Тальников,
                                    я тороплюсь
а вы
       без меня чирикайте.
С поэта
             и на поэта
                              в галоп
скачите,
             сшибайтесь лоб о лоб.
Но
     скидывайте галоши,
скача
         по стихам, как лошадь.
А так скакать –
                          неопрятно:
от вас
          по журналам…
                                  пятна.

1928 г.