Владислав Ходасевич: биография

Владислав Фелицианович Ходасевич – поэт, мемуарист, литературный критик, переводчик, пушкинист. С. Гандлевский писал: «…У Ходасевича репутация гордеца, поэта высокомерного, и она вполне справедлива, если вернуть слову «высокомерие» его изначальное значение. Он действительно мерил жизнь высокой мерой, на свой аршин, исходя из идеальных о ней представлений и говоря с нею языком классической поэзии. Но если бы имелось только это, речь бы шла об обаятельном чудачестве, литературном донкихотстве; вернее, говорить за давностью времени было бы не о чем. Чрезвычайное впечатление от лирики В. Ходасевича объясняется, я думаю, совершенно раскованной головокружительной интонацией его стихов и совмещением несовместимого: возвышенного слога и низких материй – вроде потерянного пенсне или похорон полотёра Савельева…»

Детство и отрочество

Отец будущего поэта, Фелициан Иванович Ходасевич, выходец из обедневшей польской дворянской семьи, работал фотографом и держал в Москве магазинчик фотографических принадлежностей. Мать, Софья Яковлевна (в девичестве Брафман), еврейка по происхождению, воспитывалась в польской семье и выросла ревностной католичкой. 16 (28 по н. с.) мая 1886 г. у супругов родился шестой ребёнок, сын Владислав.

Мальчик появился на свет слабеньким, а через несколько дней после рождения у него на языке обнаружилась опухоль. Малыш заходился в плаче, но грудь не брал. Кормилицы одна за другой оказывались от хилого младенца, не жилец, мол. К счастью, все обошлось. Доктор-англичанин догадался прижечь злополучный волдырь ляписом, а добрая тульская крестьянка, Е. А. Кузина, взялась выкормить Владю. Она же со временем стала няней мальчика и верным цербером, защищающим его от неприятностей. Надо сказать, работы ей хватало… Худенький, часто болеющий Владя обладал уникальной способностью попадать в истории: то потеряется в большом городе, то кубарем скатится из окна второго этажа. Потом, стоя в углу за очередную шалость, всеобщий любимец размышлял о несправедливости жизни. Как же так? Ведь он пострадал, а его ещё и наказали… За такую вот рассудительность и серьезность один из соседей прозвал будущего поэта «маленьким старичком».

Как-то, отдыхая на даче под Петербургом, Владя прознал, что неподалеку живёт А. Майков и самостоятельно отправился знакомиться. Между известным поэтом и его юным поклонником состоялся прелюбопытный диалог.
– Вы поэт Майков?
Получив утвердительный ответ, осмелевший малыш продолжал:
– А я Владя Ходасевич. Я очень люблю Ваши стихи и даже могу прочесть наизусть «Мой сад с каждым днём увядает…»

Аполлон Николаевич внимательно прослушал выступление и даже похвалил чтеца. С тех пор мальчик чрезвычайно гордился знакомством с именитым литератором. Чуть позже, упражняясь в стихосложении, Владя беззастенчиво «воровал» из майковских стихотворений понравившиеся строчки, а, будучи уличённым в плагиате, оправдывался, что это всего лишь «совпадение».

Поначалу литература мало привлекала Владю, он грезил о балете. Впервые его сознательный интерес к поэзии проявился в 6-м классе 3-ей московской гимназии, где будущий поэт зачитывался произведениями А. Фета, Е. Баратынского, А. Пушкина.

Первые шаги в литературе

После окончания гимназии, в 1904 г. Владислав Ходасевич поступил в Московский университет на юридический факультет, но в сентябре того же года перевелся на историко-филологический факультет. Учился он неровно: то бросал университет, то вновь возвращался в ряды студентов, но курса так и не окончил. Зато с середины 1900 гг. Ходасевича знала вся литературная Москва. Поэт регулярно публиковал стихи в газетах и журналах, был завсегдатаем телешовских «сред» и творческих вечеров у Б. Зайцева, посещал Литературно-художественный кружок, бывал у В. Брюсова, а в свободное время самозабвенно играл в карты.

В 1905 г. Владислав Фелицианович женился на эксцентричной богачке Марине Рындиной. Вместе они смотрелись несколько странно и в то же время весьма гармонично: белокурая высокая красавица и неправдоподобно худой поэт в лакированных туфлях и длиннополом сюртуке с цепким взглядом темных глаз, поблескивающих из-под пенсне. Марина одевалась только в чёрные или белые платья, а высокую прическу украшала раздвижным браслетом, отделанным жемчугом и бирюзой. В своем доме Рындина кроме кошек и собак держала попугая, обезьяну и ручного ужа. Последнего эпатажная барышня иногда носила на шее вместо ожерелья. Однажды в театре, пока Марина была увлечена происходящим на сцене, ужик переполз в соседнюю ложу и наделал переполоху. Беглеца изловили и вернули хозяйке, но из театра супругам пришлось уйти. В другой раз причиной переполоха стала сама Рындина, когда, изображая Леду, явилась на одну из вечеринок обнаженной с хрустальным лебедем в руках.

Зимой молодые жили в Москве, а на лето выезжали в Лидино, имение Марины под Бологим. Владислав Фелицианович писал стихи, часами просиживал за чтением Пушкина, а Рындина, великолепная наездница, с раннего утра носилась верхом по окрестностям в одной ночной рубашке с ниткой жемчуга на шее. В 1905 г. Ходасевич выпустил свой первый сборник «Молодость», многие стихотворения из которого были посвящены любви поэта к эпатажной блондинке.

Этот брак продлился недолго. Однажды Владиславу Фелициановичу пришлось уехать в Петербург по издательским делам, а Марина тем временем сошлась с Сергеем Маковским, издателем журнала «Аполлон». Обескураженный таким поворотом событий Ходасевич съехал от бывшей жены, снял несколько меблированных комнат в «Балчуге» и с головой ушел в работу.

«Счастливый домик»

В 1910–1911 гг. Виктор Фелицианович пережил ряд личных драм. Страдая от болезни легких, он решил отправиться в Венецию, надеясь не только поправить здоровье, но и повидаться с Евгенией Муратововой, женой беллетриста и переводчика П. П. Муратова, с которой ещё в Москве имел мимолётный роман. Встреча состоялась, но красавица Женечка объявила о прекращении отношений, и подавленный Ходасевич вернулся в Россию. Вскоре в семье поэта случилась страшная трагедия: в дорожном происшествии погибла его мать, а спустя несколько месяцев скончался от грудной жабы отец.

Смерть родителей подкосила Ходасевича, и в одиночку он едва ли справился бы со своим горем, но рядом оказалась чуткая, понимающая женщина. Анна Ивановна Гренцион (в девичестве Чулкова), удивительно хорошенькая и жизнерадостная, стала для поэта добрым другом и терпеливой сиделкой. Первое время пара жила гражданским браком (официально поэт ещё являлся супругом М. Рындиной). Сына Гаррика от первого мужа Анна Ивановна отправила к своим родителям. Виктор Фелицианович работал в издательстве «Польза»: писал рецензии и фельетоны, переводил на русский произведения Мицкевича, Пшибышевского, Реймонта. В 1914 г. Ходасевич выпустил свой второй сборник «Счастливый домик» с посвящением: «Жене моей Анне». А потом грянула Первая Мировая… По состоянию здоровья поэту несколько раз продлевали «белый билет», а потом вдруг признали годным и призвали в армию. Пришлось обращаться за помощью к А. М. Горькому.

В 1916 г. семью постигло новое несчастье. На дружеской вечеринке Владислав Фелицианович крепко выпил, в темноте шагнул через балкон второго этажа и серьезно повредил позвоночник. Для поправки здоровья Нюра отправила мужа в Коктебель к Максимилиану Волошину, определив ему в сопровождающие десятилетнего Гаррика, а позднее и сама присоединилась к своим мужчинам. Южное солнце сделало свое дело: поэт загорел, воспрял духом и почти не мучился от болей в спине. Счастливое семейство вернулось в Москву. В 1917 г. Анна Ивановна и Владислав Фелицианович обвенчались.

«Ноябрьское негреющее солнце…»

Февральскую революцию 1917 г. Ходасевич встретил восторженно, а после прихода к власти большевиков одним из первых вступил в Союз писателей. Вскоре пришло прозрение: революция, которую поэт считал «очистительным огнем» для России, превратилась в огненный вихрь, грозивший уничтожить все на своем пути. Не без горечи поэт убедился, что «при большевиках литературная деятельность невозможна» и отныне решил писать стихи « разве лишь для себя».

Чтобы прокормить семью, Владислав Фелицианович брался за любое дело: служил секретарем третейского суда, вел занятия в литературной студии московского Пролеткульта, поочередно с другими известными литераторами стоял за прилавком книжной лавки, а Нюра работала там же кассиршей. Зиму 1919–20 гг. поэт впоследствии вспоминал в своих мемуарах: «В полуподвальном этаже нетопленого дома, в одной комнате, нагреваемой при помощи окна, пробитого – в кухню. Трое в одной маленькой комнате, градусов 5 тепла. За стеной в кухне на плите спит прислуга. С Рождества, однако, пришлось с ней расстаться: не по карману. Колол дрова, таскал воду, пек лепешки, топил плиту мокрыми поленьями…»

В таких кошмарных условиях Ходасевич закончил свой третий сборник «Путём зерна», а весной 1920 г. от голода и холода слёг с острой формой фурункулеза. Должного лечения он не получал, приходившая запоздно с работы Анна Ивановна сама меняла бинты. Вскоре Ходасевичи перебрались в Петроград. А. М. Горький выхлопотал для них паек и подыскал жилье.

Найденная автором «Буревестника» сырая и холодная комната, в которой раньше располагался антикварный магазин, оказалась непригодной для жилья. Владислав Фелицианович вновь заболел, врач диагностировал отек лёгких. Узнав об этом, друзья организовали переезд Ходасевичей в писательское общежитие «Дом Искусств». Когда болезнь отступила, поэт устроился в издательство «Всемирная литература», читал стихи и выступал с докладами на творческих вечерах. В гостях у Ходасевичей бывали Н. Гумилёв, М. Зощенко, В. Каверин, О. Мандельштам и др.

«Быть вместе и уцелеть…»

В декабре 1921 г. в «Доме Искусств» появилась молодая армянская поэтесса Нина Николаевна Берберова, тут же обратившая на себя внимание уже немолодого поэта. Окружающие заметили, что девушка тоже проявляет к Владиславу Фелициановичу неподдельный интерес. Как раз в это время Анне Ивановна уехала в санаторий лечиться от туберкулёза. От знакомых она узнала о романтической связи Ходасевича с Ниной, но поверить в это не могла. Однако по приезду домой обманутая женщина убедилась в неверности мужа: «Через месяц я вернулась из санатория днем. Влади не было дома, но на столе стояла бутылка вина и корзиночка из-под пирожных. Когда пришел Владя, я спросила: „С кем ты пил вчера вино?” Он сказал: „С Берберовой”.»

С тех пор наша жизнь перевернулась. Владя то плакал, то кричал, то молился и просил прощения, а я тоже плакала. У него были такие истерики, что соседи рекомендовали поместить его в нервную лечебницу. Я позвала невропатолога, который признал его нервнобольным и сказал, что ему нельзя ни в чем противоречить, иначе может кончиться плохо. Временами он проклинал Берберову и смеялся над ней. Но если он не видел ее дня два-три, то кричал и плакал, и я сама отправлялась к Берберовой, чтобы привести ее к нам для его успокоения…»

В 1922 г. в свет вышла «Тяжелая Лира» – четвертая книга стихов В. Ходасевича. В начале лета того же года поэт отправился в Москву, якобы на встречу с издателем, следом за ним уехала и Берберова. Оказывается ещё раньше, в апреле, любовники договорились уехать в Европу. Под ярким весенним солнцем в Михайловском саду Виктор Фелицианович озвучил перед Ниной задачу – быть вместе и уцелеть, и она ответила согласием.

22 июня 1922 г. Ходасевич и Берберова отбыли через Ригу в Берлин. Необходимые документы им помог оформить А. М. Горький. На личную встречу с женой поэт не решился. Через 2 дня после его отъезда Анна Ивановна получила написанное, видимо, уже в дороге письмо, которое начиналось словами: «Моя вина перед тобой так велика, что я не смею даже просить прощения…»

Скитания по Европе

Отъезд из России был очень похож на бегство. С собой Ходасевич успел захватить единственное сокровище – восьмитомное собрание сочинений А. С. Пушкина:

…Но восемь томиков, не больше, –
И в них вся родина моя.

Вам под ярмо подставить выю
И жить в изгнании, в тоске,
А я с собой мою Россию
В дорожном уношу мешке.

В Берлине русских проживало столько, что порой поэту казалось, что он никуда не уезжал из Петрограда. Ходасевич и Берберова поселились в пансионе в Крампе среди эмигрантов-богатеев, сумевших удрать из России перед революцией. Хамство и беспардонность соседей безмерно раздражали поэта, но (хвала небесам!) оставались здесь ещё те люди, с которыми Владислав Фелицианович мог общаться и дружить. В Берлине тех лет можно было встретить С. Есенина, В. Набокова, Б. Пастернака, Н. Бердяева. Однажды Ходасевич всю ночь пропьянствовал с Ф. Шаляпиным и А. Горьким.

Следуя своей теории о пути зерна, Владислав Фелицианович всеми силами пытался «прорасти»: сотрудничал со многими русскими издательствами в Берлине и продолжал печататься в России. К 1923 г. Берлин неожиданно опустел: издательства закрылись, русские литераторы разъехались кто куда. Некоторое время Ходасевич и Берберова жили в Праге, потом уехали с Горьким в Мариенбад, немного погостили в Ирландии, у сестры Нины, и снова вернулись к Горькому в Сорренто.

К 1925 г. супруги поняли, что возвращение в Советскую Россию равносильно самоубийству. Нужно было приставать к какому-то берегу. Они обосновались в Париже. Владислав Фелицианович печатался в газетах «Дни» и «Последние новости». Среди эмигрантов своим он так и не стал, жил обособленно, исповедуя пушкинское: «Ты царь. Живи один».

Последние стихи

В 1927 г. вышли 2 последних поэтических книги Ходасевича – «Стихотворения» и «Сборник стихов», в который вошёл новый цикл «Европейская ночь». В феврале 1927 г. Владислав Фелицианович возглавил литературный отдел газеты «Возрождение» и вскоре стал ведущим литературным критиком русского зарубежья. За подписью «Гулливер» он совместно с Берберовой рецензировал произведения М. Зощенко, З. Гиппиус, М. Булгакова, И. Бунина, Г. Иванова. С 1928 г. поэт работал над романом-судьбой «Некрополь. Воспоминания», закончил биографическую книгу о Г. Державина.

Тем временем душевное состояние Владислава Фелициановича оставляло желать лучшего. Целеустремлённая активная Нина нуждалась в развитии, а Ходасевич страшился будущего. Он смертельно устал от рутины, неустроенности и собственной ненужности. Берберова не могла выйти из дома, боясь, что муж откроет газ или выбросится из окна. Спустя годы, вспоминая о годах жизни с Ходасевичем, в книге «Курсив мой» она напишет: «Он боится мира… Он боится будущего… Он боится нищеты… боится грозы, толпы, пожара, землетрясения. Он говорит, что чувствует, когда земля трясется в Австралии, и правда: сегодня в газетах о том, что вчера вечером тряслась земля на другом конце земного шара, вчера он говорил мне об этом. Мне все равно, что где-то землетрясение, для меня, по правде сказать, земля трясется все время, грозы бояться – для меня все равно, что бояться дождика. Пожар? Ну, так возьмем подмышку кое-какие книги и бумаги (он – свои, я – свои) и выйдем на улицу. Что касается толпы, то так как я не ношу ни перьев, ни фруктов на шляпе, ни накрахмаленных юбок, то я не боюсь, что меня сомнут. Я сама – часть толпы…»

В 1932 г. Нина решилась на разрыв. Она ушла не внезапно, предварительно все обдумала, наварила ему на 3 дня борща, перештопала все носки, собрала вещички в чемодан, взяла ящик для бумаг и шагнула в неизведанное… Ее уход стал крушением всех надежд. Теперь Ходасевичу не за что было бороться. Он поставил крест на уже начатой биографии Пушкина, материалы для которой собирал всю жизнь, и совершенно сник.

После нескольких неудачных попыток вернуть Берберову Владислав Фелицианович в 1933 г. женился на Ольге Борисовне Марголиной, племяннице М. А. Алданова. О четвертой супруге поэта сведений почти не сохранилось. Известно лишь, что на момент знакомства с поэтом ей было около сорока лет, в Париже она жила с сестрой и зарабатывала на жизнь вязанием шапочек. Когда Владислав Фелицианович остался один, Ольга Борисовна стала навещать его, помогала по хозяйству и однажды осталась насовсем. Стихов Ходасевич уже не писал, а в конце января 1939 г. снова слёг. На этот раз болезнь оказалась сильнее него…

«Во мне конец, во мне начало…»

Для литературного Парижа кончина Ходасевича не стала неожиданностью. Поэт и раньше постоянно болел, а в последнее дни совсем сдал: сильно исхудал, пожелтел и страдал от невыносимой боли «где-то внутри». Виктор Фелицианович и сам понимал, что дни его сочтены. В разговоре с кем-то из друзей он как бы между прочим однажды проронил: «а, кажется, мне уже не подняться…», скрывая за напускной веселостью свой страх.

Это была долгая и мучительная смерть… Обессилевшего поэта поместили в городской госпиталь Бруссе, где он провел одиннадцать суток. Доктора никак не могли определиться с диагнозом: одни подозревали рак печени, другие склонялись к тому, что у больного серьезные проблемы с кишечником, однако в необходимости срочной операции не сомневались ни те, ни другие. Тем временем за дверью палаты томились в ожидании вердикта врачей заплаканная Ольга Марголина и окаменевшая от горя Нина Берберова.

Операция была проведена 12 июня в частной клинике Альма, но желаемого результата она не принесла. 14 июня 1939 г. в 6 часов утра В. Ф. Ходасевич скончался. Похоронили поэта по на кладбище Булонь-Бийанкур под Парижем.

P. S.

Марина Рындина стала супругой С. Маковского и уехала из России. Умерла в эмиграции, в 1973 г.

Анна Ивановна Ходасевич осталась в Советской России, нуждалась, лечилась от туберкулёза. Поэт писал бывшей жене письма и отправлял посылки. Со временем женщина сочла переписку бессмысленной и перестала отвечать. Ее сын Эдгар Гаррик стал киноактером. Умерла А. И. Ходасевич в 1964 г., успев закончить книгу воспоминаний о бывшем супруге.

Нина Николаевна Берберова в 1932 г. вышла замуж за художника Н. Макеева. В 1950 г. уехала на ПМЖ в США. Преподавала русский язык и литературу в Принстоне и Йеле. Перед смертью побывала в Советском Союзе. Скончалась в 1993 г.

Ольга Борисовна Марголина пережила мужа всего на три года. Во время оккупации Франции она, как еврейка, прошла регистрацию и стала носить на груди жёлтую звезду. В июне 1942 г. Марголину схватили, отправили в концлагерь Дранси, а затем в Освенцим, где она погибла.