Дмитрий Мережковский: биография
Дмитрий Сергеевич Мережковский, русский писатель, поэт, переводчик и историк, родился 2 августа (14 по н. с.) 1865 года в Санкт-Петербурге. Его имя напрямую не ассоциируется с Серебряным веком, между тем Дмитрий Сергеевич считается основателем русского символизма и основоположником такого жанра, как историософский роман.
Детство и юность
Дмитрий был младшим из шести сыновей высокопоставленного чиновника. В семье росли также три дочери. Отец, сухой человек в отношениях с детьми, боясь избаловать, всегда сохранял дистанцию. Возможно поэтому любознательный, но склонный к созерцательности Дмитрий рос замкнутым, без чувства семьи, а в зрелом возрасте не поддерживал родственных связей ни с братьями, ни с сестрами.
В 11 лет мальчик поступил в гимназию, обстановку в которой позднее оценивал как тягостную, казенную. Атмосферу общественного учебного заведения действительно трудно было сравнить с великосветской обстановкой, в которой он рос.
Первые стихи Дмитрий начал писать в 13 лет. В гимназии он организовал подобие театрального кружка, но в стране свирепствовала реакция, и даже кружок такого толка вызвал подозрение властей. Гимназисты были вынуждены являться в полицейское управление на допросы, но вмешательство отца позволило Дмитрию избежать неблагоприятных последствий.
Литературные пробы
Справедливо осуждая отца за отчужденность и отсутствие духовной связи с детьми, юный Мережковский именно по его протекции вошел в окололитературные круги. Уже пятнадцатилетним он читал стихи самому Достоевскому, отметившему незрелость первых опусов. И честолюбивого юношу глубоко уязвила такая оценка.
В 1880 году состоялась публикация его стихотворений в журнале «Живописное обозрение». В эти годы Мережковский увлекся творчеством Надсона, а позднее сблизился с ним лично и подружился, что было неудивительно, учитывая склонность обоих к меланхолии, сходство характеров и жизненных установок. Смерть Надсона стала для Мережковского тяжелым ударом.
А 1884 году Дмитрий становится студентом историко-филологического факультета Петербургского университета. По рекомендации А. Н. Плещеева он заводит знакомство с видными писателями, публицистам, музыкальными деятелями своего времени, издательницей А. А. Давыдовой. Качеством обучения в университете Мережковский остался недоволен, будучи уверенным, что преподаватели в творческом плане ничем не обогатили его.
В 1886 году стихотворения Мережковского публикуют «Отечественные записки», и с этого времени начинает отсчет его литературная известность. Еще в середине 80-х годов начинаются религиозные искания Дмитрия Сергеевича. Его увлекают идеи народничества, «толстовства» и народного (неканонического) христианства, истоки которого он пытается отыскать в общении с сектантами и староверами. Он путешествует по глубинке, читая мужикам лекции об Апокалипсисе, и подумывает податься в сельские учителя.
Личная жизнь
С Зинаидой Николаевной Гиппиус Мережковский познакомился на Кавказе во время путешествия, которое организовала упомянутая издательница Давыдова: ее дочь была первым романтическим увлечением Дмиртия Сергеевича. Но встреченная им восемнадцатилетняя харизматичная красавица-Гиппиус переключила внимание поэта, и через полгода после знакомства, в январе 1889 года молодые, мгновенно обнаружившие родство душ, обвенчались.
Союз этот был странным только на первый взгляд. В нем каждый нашел то, чего искал – свободу самовыражения. Мережковский был начисто лишен пассинарности жены. Их союз – тот самый, описанный Пушкиным «лед и пламень»: супруги сохраняли дистанцию в физическом плане и тесно сотрудничали в плане творческом. Гиппиус устраивала физическая отстранённость мужа и равнодушие (по крайней мере, внешнее) к её бурным романтическим увлечениям. Лучи его славы (а он одно время был популярен феноменально) «обогревали» ее поэтический дар, создавали выгодный фон. Практичная Зинаида Николаевна была советником, мозговым центром этого творческого тандема и, как сказали бы сегодня, успешным промоутером мужа.
Счастливое супружество с Гиппиус является красивым мифом, который Зинаида, искренне привязанная к Мережковскому, создала и старательно приукрашивала, железной рукой периодически возвращая мужа в семейное лоно.
Салон мадам Гиппиус
В начале 90-х годов Мережковский находится на пике популярности – он много печатается и переводит, его зовут сотрудничать с «Северным вестником», «Русской мыслью». Поэма «Вера» ошеломляет читателя новизной, подлинностью мистических переживаний. Особо экзальтированные читатели противопоставляют Мережковского и Пушкина. Квартира Мережковских становится знаменитым литературным салоном, а Зинаида Николаевна – законодательницей литературной моды.
В 1892 году выходит поэтический сборник «Символы. Песни и поэмы», обозначивший переход Мережковского к религиозному миросозерцанию и символизму. Дмитрий Сергеевич обозначает линии нового искусства, способного расширить «художественную впечатлительность» современной русской словесности. Для творчества Мережковского этих лет характерна абсолютизация символов, иносказательности.
В 1893 году Мережковский задумывает масштабную трилогию «Христос и Антихрист» – первый русский символистский роман. Его отрывки публикует тот же «Северный вестник», многотиражная «Нива» и ряд других изданий. Конец века отмечен для Мережковских поездками за границу для сбора материала, рядом скандалов и литературных интриг, закрывших перед ним двери толстых журналов, и радикальным поворотом к религиозной проблематике.
Феномен троебратства
На рубеже веков на фоне мировоззренческого кризиса искусства Мережковский занялся осмыслением вопросов, связанных с христианством и соборной церковью. Дмитрий Сергеевич, не будучи воцерковленным и не имея глубоких познаний в богословии, предпринимает наивные попытки ревизовать христианство, усовершенствовать природу человека.
Потуги создать новое учение фактически свелись у него к отождествлению любви и свободы, идеализации порока, который скрывает любая добродетель, размыванию религии, стиранию грани между ней и культурой. Современники писали: «Он ощущал себя предтечей грядущего Царства Духа и его главным идеологом». Супруги организовали так называемые религиозно-философские собрания с участием духовенства, на которых высказывались полярные мнения по проблемам философии и религии, о роль интеллигенции.
По существу, Мережковский предлагал пересмотреть основные догматы христианства на том основании, что их никто не придерживается. Эти попытки горячо поддерживала эпатажная Гиппиус, оправдывавшая измены провозглашаемой мужем «святостью» плоти.
Между двух революций
События 1905 года сдвинули взгляды Мережковского влево. Он усилил критику монархии, сблизился с эсерами и еще строже стал обличать традиционное православие, обслуживающее, по его мнению, самодержавную казенщину. В среде единомышленников он считался новоявленным пророком. Но Дмитрий Сергеевич был страшно далек от народа, не понимал и боялся его.
После поражения революции 1905 года энтузиазм Дмитрия Сергеевича несколько угас, к тому же он побаивался ареста ввиду связей с радикалами. Супруги на несколько лет уехали во Францию: суть и пути реализации народной стихии нуждались в осмыслении. За границей Мережковский читает лекции, проводит литературные консультации. Завершая работу над пьесой о Павле I, Мережковский не поспешил на родину даже когда получил известие о смерти отца.
В России пьесу о Павле власти запрещают по цензурным соображениям, а критики отмечают утрату им гуманистической традиции, свойственной русской литературе. В этот период непоследовательные взгляды на союз интеллигенции и церкви привели к разрыву с единомышленниками – и с философами, и с религиозными мыслителями, и некоторой изоляции Мережковского, приобретшего репутацию «спорного автора» и неверного друга. В 1909 году супруги вновь уезжают на юг Франции для поправки здоровья.
Торжество демократии
В бурлящую, скинувшую «иго самодержавия» Россию Мережковские вернулись в конце января 1917 года. В этот период Дмитрий Сергеевич сближается с А. Ф. Керенским и М. Горьким с целью создания левопатриотического общества, цель которого – скорейший выход из первой мировой войны. Февральскую революцию 1917 года Мережковские приветствовали: их квартира стала филиалом Госдумы, а Керенский – ее завсегдатаем. Но слабость государственных структур закономерно привела власть к коллапсу.
Идеолог разрушения государства, слома бюрократической машины, Мережковский уже в первые месяцы после февральской революции заявлял, что «при царском режиме писатель был свободнее, нежели теперь». Философские изыскания стали неактуальны, страну захлестнула преступность, замаячил голод. Дмитрий Сергеевич некоторое время сотрудничал с горьковским издательством «Всемирная литература», переделывая свои исторические романы, и, получая паек за работу в Наркомпросе, мечтал о падении советской власти. Его аудитория, свободолюбивая интеллигенция, распродавала остатки имущества и бежала из страны, если могла. Мережковскому было очевидно, что с большевиками он не уживется. В 1919 году супруги нелегально выехали из России.
Цветы эмиграции
Квартира Мережковских в Париже в течение 15 лет была одним из центров эмигрантской жизни. Но оказавшись в эмиграции, Дмитрий Сергеевич наивно полагал, что судьбы России занимают весь мир. Между тем Европа жила своей жизнью. Мережковский считал эмигрантские круги совестью русского народа, имеющей право судить и карать, а себя без всяких на то оснований – перстом, указующим истинный путь к спасению человечества, задающим вектор его развития. Живя за границей, он до 1932 года получал денежные пособия от Чехии, Сербии и Франции, а позднее и от Италии в лице Муссолини. «Грант» от фашиста Мережковский использует для написания биографических эссе о Данте и Наполеоне.
Настроения писателя в предвоенные годы упаднические, и это объяснимо. Закат личной литературной славы он распространял на судьбы мира – в творчестве появляются апокалиптические ноты, ощущение катастрофичности бытия. В эмиграции Мережковский, что называется, выпал из обоймы – уловной литературной молодежи он был интересен как реликт, осколок старого, отжившего мира.
Выступление на немецком радио поставило позорное клеймо на биографии Мережковского. Апологеты писателя пытаются стереть эту печать коллаборанта, делая акцент на одиночном факте сотрудничества – оно, дескать, выразилось лишь в радиовыступлении. Но нельзя забывать антикоммунистических эскапад в предвоенные годы, реверансы Муссолини, заявления типа «предпочел бы, чтобы Россия (большевистская) не существовала вовсе».
Огромное литературное наследие Мережковского остается фактически невостребованным. Его постоянные творческие и идейные метания маскировали внутреннюю пустоту, отсутствие цельности, доброжелательности, фатальное отсутствие любви, провозглашаемой христианством, которое Дмитрий Сергеевич самонадеянно пытался подкорректировать.
В погоне за «художественной впечатлительностью» талантливый публицист и историк утратил содержательность. Этот человек при всей эрудиции, редком ораторском даре, хладнокровии придавал себе вес, которого не имел: он не вырастил ни детей, ни учеников, не приобрел настоящих друзей. Высота пьедестала, на который Мережковский возвел сам себя, мешала ему услышать оппонентов. У Мережковского не было чувства Родины, и он не скрывал этого. Этот человек был нарциссом, поместившим в центр вселенной собственное Я.
Утром 9 декабря 1941 года прислуга обнаружила его мертвым: Мережковский умер от кровоизлияния в мозг. Он не узнал о происходящем в те дни разгроме гитлеровцев под Москвой. Воцарившийся раб, которого писатель «припечатал» определением «грядущий хам», не только собрал в 20-е годы рассыпанную, как бусы, страну, но и ценой нечеловеческих усилий победил в страшной войне с фашизмом.
Личность Мережковского
К характеристике писателя с юных лет и до старости более, чем к кому бы то ни было, походит определение А. С. Пушкина из «Евгения Онегина» – «… мы почитаем всех нулями, а единицами себя…» Мережковский вкусил сладкий яд славы: в период с 1907 по 1917 годы были изданы два полных собрания его сочинений – в 15 и 24 (!) томах. Этот факт не мог не подстегнуть самомнения, ощущения избранности. Аристократ духа, как его называют апологеты, не был свободен от мелкой мстительности. Вчерашних единомышленников (тех же «веховцев») он разносил в пух и прах, когда хотел блеснуть красным словцом.
Мережковский никогда не то что не работал физически – он не нес даже легкой служебной лямки, имея возможность заниматься самообразованием и кабинетными изысканиями. Практически до кончины отца Мережковский принимал его финансовую помощь.
Центральным в творчестве Мережковского было отрицание государства как института, традиционных устоев, преемственности поколений. Он презирал тех, кто оказывал значимое влияние на события прошлого века в стране, где он вырос и состоялся как писатель.