«Москва – Кенигсберг» В. Маяковский

Проезжие – прохожих реже.
Еще храпит Москва деляг.
Тверскую жрет,
                            Тверскую режет
сорокасильный «Каделяк».
Обмахнуло
                    радиатор
                                     горизонта веером.
– Eins!
              zwei!
                       drei! –
                                        Мотора гром.
В небо дверью –
аэродром.
Брик.
         Механик.
                         Ньюбольд.
                                             Пилот.
Вещи.
           Всем по пять кило.
Влезли пятеро.
Земля попятилась.
Разбежались дорожки-
                                          ящеры.
Ходынка
                 накрылась скатертцей.
Красноармейцы,
                              Ходынкой стоящие,
стоя ж –
                  назад катятся.
Небо –
               не ты ль?..
                                   Звезды –
                                                не вы ль это?!
Мимо звезды
                         (нельзя без виз)!
Навылет небу,
                          всему навылет,
пали –
              земной
                            отлетающий низ!
Развернулось солнечное это. 
И пошли
                часы
                          необычайниться.
Города,
              светящиеся
                                    в облачных просветах.
Птица
            догоняет,
                              не догнала –
                                                       тянется…
Ямы воздуха.
                         С размаха ухаем.
Рядом молния.
                           Сощурился Ньюбольд.
Гром мотора.
                        В ухе
                                  и над ухом.
Но не раздраженье.
                                    Не боль.
Сердце,
               чаще!
Мотору вторь.
Слились сладчайше
я
и мотор:
«Крылья Икар
в скалы низверг,
чтоб воздух-река
тек в Кенигсберг.
От чертежных дел
седел Леонардо,
чтоб я
            летел,
куда мне надо.
Калечился Уточкин,
чтоб близко-близко,
от солнца на чуточку,
парить над Двинском.
Рекорд в рекорд
вбивал Горро,
чтобы я
               вот –
этой тучей-горой.
Коптел
             над «Гномом»
Юнкерс и Дукс,
чтоб спорил
                      с громом
моторов стук».
Что же –
                   для того
                              конец крылам Икариным,
человечество
                         затем
                                 трудом заводов никло, –
чтобы этакий
                       Владимир Маяковский,
                                                           барином,
Кенигсбергами
                           распархивался
                                                    на каникулы?!
Чтобы этакой
                        бесхвостой
                                         и бескрылой курице
меж подушками
                            усесться куце?!
Чтоб кидать,
                       и не выглядывая из гондолы,
кожуру
             колбасную –
                                     на города и долы?!.
Нет!
        Вылазьте из гондолы, плечи!
100 зрачков
                      глазейте в каждый глаз!
Завтрашнее,
                       послезавтрашнее человечество,
мой
       неодолимый
                              стальнорукий класс, –
я
   благодарю тебя
                               за то,
                                         что ты
                                                     в полетах
и меня,
             слабейшего,
                                   вковал своим звеном.
Возлагаю
                  на тебя –
                                     земля труда и пота –
горизонта
                   огненный венок.
Мы взлетели,
                        но еще – не слишком.
Если надо
                   к Марсам
                                     дуги выгнуть –
сделай милость,
                              дай
                                     отдать
                                                 мою жизнишку.
Хочешь,
               вниз
                       с трех тысяч метров
                                                            прыгну?!

6/IX 1923 г., Berlin.