«Писем книга I. Письмо I. К Меценату» А. Кантемир

Писем книга I

Письмо I

К Меценату

Меценате, петый мне первыми стихами
И которого еще в последних петь стану,
Довольно уж вызнанна меня, отставного,
В прежнее позорище вновь ты включить ищешь.
Не те же годы уж мне, и мысль уж не та же.
Веяний, к дверям ружье Геркуля привесив,
В селе тихое житье, отдален, проводит;
Чтоб вдругорь на площади краю у народа
Не был принужден просить милость и свободу.
В уши, уж очищенны, часто слышу голос
Звонко мне советовать: коню, что стареет,
Благовременно покой дай, буде ты зваться
Умным хочешь, дабы той напоследок зрящих
В смех падежом не привел и не впал в одышку.
Ныне убо, и стихи оставя и шутки,
Что честно и истинно прилежен собою
И чрез других я искать, весь в том упражняюсь.
Учреждаю и коплю сокровища, кои
Тотчас в пользу бы я мог употребить многу.
Предупреждая вопрос твой, под каким вождем,
В какой ватаге живу, скажу тебе словом:
Особно воле ничьей одной не божился
Следовать я, но, куды буря ни закинет,
Гостем бываю. Теперь, гибок и проворен,
Погружаюся в волнах гражданских, страж твердый
И друг добродетели истыя; потом же,
Под знамя Аристипа подкравшися, силюсь
Вещи себе – не себя вещам подчиняти.
Как ночь долга тем, что ждут любовницу лживу,
И день долог кажется тем, кои работу
Дневну должны, как ленив мнится год питомцам,
Коих тяжка материя опека стесняет, –
Так тихи мне времена текут неприятны,
Что укосняют мою надежду и волю
Благодушно совершить то, что равномерно
Убогим и богачам пользовать имеет
И вредно, если б презреть, молодым и старым.
Остается мне себя утешать и править
Сими начальнейшими мудрости законы;
Хоть не можешь сильный взор иметь ты, как Линций,
Затем больные глаза не оставляй мазать;
Ни, отчаяваяся непреодоленна
Гликона уды нажить, затем в свое тело
Леностию допущай скучную хирагру.
Можно до некой достичь точки, коль не дале.
Пылает ли лакомством и скупостью сердце –
Найдешь песни и слова, что облегчить могут
Болезнь и недуга часть немалу убавить.
Любовью ль похвал надуть – чистительны книги
Суть, кои трижды чтены, исцелить тя сильны.
Гневливый, завистливый, пьяница, ленивец,
Сластолюбец – словом, всяк, сколь бы ни свирепый
Друг злонравий, усмирен наконец быть может,
Если терпелив внушать советы похочет.
Добродетель есть бежать злой нрав и есть перва
Мудрость не иметь глупости. Видишь ты, какие
Нужны важные труды и ума и тела,
Чтоб избежать мал доход и отказ зазорный,
Который ты крайними злами почитаешь.
Не ленив, в крайню бежишь Индию для торгу,
Убегая нищеты сквозь море, огнь, камни.
Не пекись о том, чему, глупо ты дивишься
И жадаешь. Слышать ты, учиться и верить
Не хочешь умнейшему? Кой борец, что села
И распутии одни подлы обтекает,
Презрит в великих играх венец Олимпийских,
Если б надежда ему, если б ему слово
Дано было без труда одержать победу!
Как золота серебро подлее, так злато
Подлей добродетели. Граждане, граждане!
Деньги вы прежде всего доставать трудитесь,
Добродетели – потом. Сие с краю Яна
До другого твердят все, и один другому
Пересказывает всяк молодой и старый,
Нося под левой мешок рукою и счеты.
К четыреста тысячам если не достанут
Шесть, семь, хоть бы храбр ты был, речист, добронравен
И верен во всем, – в числе народа пробудешь.
А младенцы говорят, меж собой играя:
Буде право поступать станешь – царем будешь.
Сие нам медною будь в защиту стеною –
Иметь совесть чистую и в своих поступках
Не иметь с чего б бледнеть. Скажи, буде смеешь,
Росциев лучше ль закон, иль песня младенцев,
Право поступающим что подносит царство,
Песня, храбрым Куриям люба и Камиллам?
Кто лучший дает совет: тот ли, что богатство
Велит копить правдою иль, буде не можно
Правдою, каким-нибудь способом возможным,
Чтоб сблизи слушать стихи Пуппия плачевны;
Иль тот, что советует, всегда неотступен,
И желает, гордого чтоб ты, и свободен
И смел, счастья презирал так ярость, как ласку?
Если б когда у меня спросил народ римский,
Для чего, в одном живя городе, не то же
С ним у меня мнение, и то, что он любит, –
Не ищу, и не бегу – что он ненавидит;
Осторожной я в ответ лисицы представлю
Слова, что больному льву некогда сказала:
«Для того-что страшны мне следы в твою нору:
Все в нее, ни один вон из нее не вижу».
Зверь ты многоглавный. Что искать я имею?
В ком надежду положу? к кому я пристану?
Одни ищут откупать подати и таможни,
Другие ловят вдовиц яблоком и коркой,
И стариков, коих бы в пруд свой сажать, удят;
Многим лихвою растет тайною богатство.
Еще сносно, если бы разным прилежали
Вещам люди разные; да человек тот же
Не может чрез час один пробыть в той же мысли.
Нет места, если богач скажет, во всем свете
Красневшего Баиев приятных, – уж море,
Уж озеро чувствует в здании горячность
Скорого хозяина. Тому ж буде воля
Беспорядочна завет й отложный предпишет –
Завтра вы, работники, завтра пренесете
В Теанум сбрую свою. Жену ли имеет –
Над всем он безбрачное житье выхваляет.
Каким я пременчива удержу Протея
Узлом? Что же делает, скажешь мне, убогий?
Смейся. Пременяет он подклети, постели,
Бани, балбера; равно наемная лодка
Гадит и скучит ему, как богачу судно
Собственное, золотом блистательно всюду.
Если грубого на мне балбера рукою
Волосы острижены не равно усмотришь,
Если уж изношенну под новым кафтаном
Рубашку иль епанчу, так оплошно вздету,
Что один высок подол, а другой тащится, –
Смеешься. Что же когда во мне моя воля
Себе противна самой? теперь презирая,
Что мало пред сим желал, и ища усердно,
Что недавно презирал? в движении вечном
Нестройной жизни моей сам себе несходен?
Строю, ломаю, на круг четвероугольник
Меняю, и потом круг на четвероугольник?
С обществом шалеть меня мня – ты не смеешься,
Ни чаешь нужно меня врачу отдать в руки
Или дядьке под начал, хотя ты защита
Моя и криво один не стерпишь обрезан
Ноготь у приятеля, который зависит
От тебя и глаз своих с тебя не спускает.
Заключу словом одним. Мудролюбец бога
Знает только над собой: он богат, свободен,
Честен, пригож, царь царей, и здоров, конечно,
Буде мокротный насморк ему не скучает.

А. Д. Кантемир «Собрание стихотворений». Раздел «Переводы. Из Горация».

Примечания

«Из самого начала сего письма усмотреть можно, что оно писано в ответ Меценату, который Горация понуждал писать лирические стихи. Гораций ему представляет, что уже нынешние его лета не позволяют упражняться в таких безделках и что, избирая дело возрасту своему согласное, к одной только философии склонен. Потом показывает, сколь полезна людям в любомудрии прилежность, которая насаждает добрые и искореняет злые нравы.

Каий Клитий Меценат, к которому письмо сие писано, был один из главнейших министров и временщик Августа Кесаря, над всеми ему любимый, особливый защитник наук и ученых людей, искренний приятель и благодетель Горациев».

Ст. 3. Отставного. «Изрядно Гораций соравняет лирическое стихотворство боевому позорищу, и стихотворцев – единоборцам или подвижникам. Как единоборцы не должны были стареть в позорище, понеже за истощением сил никакого увеселения зрителям тогда подать бы не могли, так и лирический стихотворец должен заблаговременно от своего ремесла отстать, чтоб не потерял в старости славу, которую прежних лет удача ему доставила».
Ст. 6. Веяний. «Знаменитый римский боец, которого образом Гораций подтверждает, что в старости должно отставить молодого возраста забавы. К дверям ружье Геркуля привесив. Когда римляне покидывали свое ремесло, обычай имели посвящать орудии того ремесла богу, которому то ремесло было подчинено. Для того Веяний посвящает ружье свое Геркулю <Геркулесу>, богу поборищ и единоборцев».
Ст. 8–9. «Отставным бойцам позволялося возвращаться к своему ремеслу, но уже не вольны они бывали отстать, пока вторично народ их не освобождал. Когда боец, или отставной, или неотставной, желал получать свою свободу, подвигался на край площади и умильным лицом и голосом прашивал оную от народа».
Ст. 10. «Уши очищенны значит исправленное здравым рассуждением сердце от всяких страстей и вредных мнений».
Ст. 16–17. Что честно и истинно. «Сиречь обучаюся нравоучению, прилежу в исправлении нравов своих».
Ст. 20. Под каким вождем. «Гораций вождями называет начальников всякой философической ватаги или секты».
Ст. 27. «Приметно, что Гораций называет Аристиповым наставлением Эпикурово учение, которого он всегда держался. И подлинно из Лукиана показать можно, что Эпикур был ученик Аристипов. Подкравшись значит, что он не вдруг из стоической в киринеическую секту переходил, но помалу-помалу, так чтоб в его поступках ничего прекословного усмотреть было не можно».
Ст. 40. «Линций был сын Афареев, о котором Гораций напоминает по 2 сат. книги I. Понеже он первый нашел в земле руды, слово пронеслося, что он имел так острый взор, что мог видеть сквозь землю до самой ея средины. Был еще другой Линций, который с Картажской пристани мог видеть и перечесть корабли, отходящие из Сицилии».
Ст. 42–43. «Хирагра есть жестокий лом в руках с опухолью и свербежем. Та ж болезнь, когда в ноги сходит, называется подагра… Гликон был знаменитый греческий философ, который, непрестанно бьючися с борцами, достал себе непреодоленную силу и тела состав укрепил, равно как бы сам был один из их числа».
Ст. 64. «Борцы римские, прежде нежели приходили должность свою отправлять в столице, провожали несколько лет в уездных городах и в селах… И понеже не во всех тех местах имелися домы зрелищные, бой свой отправляли на площадях и на распутиях или кресцах».
Ст. 72. С краю Яна до другого. «Была в Риме улица, в которой жили банкиры, и называлась она улица Янусова или улица двух Янусов, понеже на обоих краях той улицы поставлены были болваны того бога».
Ст. 75. Нося под левой мешок рукою и счеты. «Мешок, в кой деньги класть; счеты или таблицы, на которых счет выкладывали римляне, как мы на своих счетах костьми выкладываем».
Ст. 76. К четыреста тысячам если не достанут. «У римлян по силе уставленного закона нужно было иметь четыреста тысяч сестерциев для вступления в чин всадника».
Ст. 80. Буде право поступать станешь – царем будешь… «Гораций здесь упоминает о игре, называемой urania. Младенцы в той игре брасывали мяч вверх, и кто из них чаще оный на лету схватить мог, тот царем бывал, а кто оный всегда миновал, назывался ослом и принужден бывал от игры отстать».
Ст. 84. «Росциев закон, уставленный Л. Росцием Офою, трибуном народным, определял первейшие в правительстве чины тем, кои имели известной суммы богатство, как, наприклад, 400 тысяч сестерциев (10 000 рублей), и именно запрещал производить во всадники свобожденников и детей свобожденнических. Таким образом, Росций давал достоинства рождению и богатствам, а не добродетели».
Ст. 86. Храбрым Куриам люба и Камиллам. «Гораций здесь говорит о Манлие Курие Дентате и о Марке Фурие Камилле, которых мужественными называем за их храбрость и добродетели. Камилл спас Рим и побил галлов в конец за триста лет пред рождеством Христовым. С семьдесят пять лет потом Манлий Курий Дентат победил самнитов, сабинов и луканиев, выгнал Пирра из Италии…».
Ст. 90. Стихи Пуппия плачевны. «Сиречь трагедии стихотворца Пуппия, о котором никакое известие до нас не дошло».
Ст. 112. «Баии, ныне Баия называемое, – место чрезмерно приятное меж Кумою и Неаполью, в самом краю Пуццолской морской пазухи, и знаменито банями и теплицами, которые были весьма в чести так для здоровья, как и для сластолюбия. Для того берега морские и той пазухи наполнены были пышными домами, кои римляне строили один другого богатее».
Ст. 117. «Теанум – город в Кампании, или поле повыше Баии. Место то также славно было теплицами…».
Ст. 119. «Протей был сын Нептуна, морского бога, и царь египетский. Одарен искусством пророчества, ответ отказывал тем, кои к нему спрашиваться приходили, и для избежания их докук переображался в различные виды. Тот только ответа у него добивался, кто его связать мог так сильно, чтоб понудить его принять свой сродный образ, тогда он уже пророчествовал бессумненные пророчества».