«Алексис и Дора» А. Майков

(Пересказ гётевской элегии)

Ах, неудержно вперед, неудержно всё дале и дале
Мчится на всех парусах в синее море корабль!..
След его длинной темнеет струей, и, сверкая, дельфины
Весело прыгают в ней, словно добычу ловя.
Кормчий на снасти глядит – точно музыку слушает: лихо,
В добрую пору пошли! Ветер попутный как раз!
Очи пловцов и мечты их, как флаги и вымпел, летучий,
Весело смотрят вперед… Духом поник лишь один.
К борту склонясь корабля, он всё смотрит, как горы бледнеют,
Берег уходит из глаз… вот уж из виду пропал…
«И у тебя, моя Дора, – он шепчет, – уж скрылся из виду
В море корабль мой и я, милый твой, друг твой, жених!
Тщетно и ты меня ищешь, с высокого берега смотришь,
Вкруг безответна на всё, думой в себя погрузясь!..
Сердце, прижавшися раз к моему, всё не может утихнуть!
Мысль твоя новую жизнь тщетно стремится обнять!
Миг это был, только миг, но он вдруг перевесил все годы,
Мной прожитые во тьме, в сонном, тупом забытьи.
Словно удар громовой, словно молния в сердце упала,
Спавшие силы в груди радостно вдруг пробудив.
Словно совсем я другой, и смотрю на себя с любопытством.
Прежняя жизнь моя вдруг смысл получила в глазах…
Так стихотворец в стихах на пиру предлагает загадку,
Скрывши значенье ее в образах, звуках, цветах;
Каждым любуешься порознь, но вместе всё дико и странно;
Если ж разгадку нашел, вдруг получает всё смысл.
Вот и разгадка моя! Всё, что в жизни за счастье считал я,
Словно уходит во мрак. Всё заслоняя собой,
Образ ее, незаметный доселе, один выступает…
Девочкой вижу ее: черные кудри как смоль,
Бледная смуглость лица, только длинные те же ресницы,
Черные те же глаза, тот же задумчивый взгляд…
Вот вырастает: с плодами на рынок приходит поутру,
Вот от фонтана идет с полным кувшином воды!..
Часто я думал: «А вот с головы ты кувшин свой уронишь!»
Только, как лебедь, она словно не шла, а плыла…
К морю, бывало, мы, юноши, выйдем в вечернюю пору;
Девушки тут же сидят, в тесный сомкнувшись кружок,
Смотрят, как плоские камни плашмя по воде мы кидаем;
Чей сделал больше прыжков, славу тому прокричат…
Крикнут и мне, – я ж и знать не хотел, есть ли Дора меж ними!
Все пропадают теперь, вижу одну лишь ее.
Вижу задумчивый взгляд, из толпы на меня устремленный.
Так и следит он за мной, всюду он ищет меня…
Видел ее я, как месяц и звезды видаем мы ночью, –
Разве приходит на мысль ими когда обладать?
Сад – стена об стену с нашим; бывало, калитка открыта,
Но заглянуть хоть бы раз – в мысль не пришло никогда…
Подле! так близко! Теперь же меж нами широкое море!
Ветру с неделю я жду. В скуке брожу как шальной.
Вдруг прибегает матрос, кличет: «Ветер попутный! скорее!
Тотчас канат отдаем. Вздернем как раз паруса!»
Я собираюсь, бегу. Кое-как с стариками простился…
Даже всплакнуть-то хоть раз – знали, что некогда им!
В руки мне суют припасы. Я на руку плащ, выбегаю;
Дора в калитке стоит, что-то мне хочет сказать.
«Дора, прощай!» – гозорю и бегу, чуть кивнул головою.
«Можно тебя попросить, – так ведь сказала она, –
Ты за товарами едешь… цепочку давно мне хотелось…
Будь же так добр, привези, я заплачу по цене».
Спрашивать (нехотя даже!) я начал: какую, что весу?
Самую малую мне цену сказала она…
Я поглядел на нее… Да ужель это Дора?.. та Дора –
Та, что я видел вчера?.. Слеп ли я был до сих пор?
Иль изменилась она?.. То подымет стремительно очи,
То их опустит на грудь… щеки румянцем горят…
Вкруг нее, словно вкруг девственной дщери Олимпа, – сиянье!
Боги!.. А с пристани там громче и громче кричат…
«Вот захвати ты с собой, – встрепенулась она, – апельсинов,
На море негде достать, и не во всякой земле…»
Скрылась в калитку; и я вслед за ней; апельсины срывает:
Пальцы на солнце сквозят… Тени скользят по лицу…
Падает плод за плодом… Я за нею едва поспеваю…
«Будет!» – твержу, но она ищет всё лучших вверху…
«Тотчас уложим в корзину», – корзина в беседке стояла, –
Свод виноградных листов принял под тень свою нас…
Стала плоды она молча в корзину укладывать, в листья…
Ах, я боялся дышать! Сердце ж стучало в груди!
Вот и корзина готова, а я – всё стою неподвижно…
Дора! тут очи и ты вдруг подняла на меня…
Как же тут было? и что мы сказали, что вдруг очутилась
Грудь твоя подле моей?.. Вижу, твоя голова
Тут у меня на плече… по щеке пробирается слезка…
«Дора! ты вечно моя?» – вырвалось вдруг у меня…
«Вечно!» – промолвила ты, и уста наши встретились сами!..
С берега громче кричат. Вижу – в калитку матрос
Кличет и выставил, словно сердитый Тритон, свою рожу…
Беги! вдруг счастье обнять – и потерять в тот же миг!..
Друг против друга стоим мы, и слезы текут у обоих…
Как подбежал тут матрос, побрал пожитки мои,
В зубы корзину с плодами схватил, и меня за одежду,
С бранью, толкая, увел… Как я взошел на корабль…
Всё это точно как сон!.. Помню – берег в глазах вдруг поехал:
Домы, деревья, гора… Тут лишь опомнился я…
К борту припал: разбиваяся, с пеною волны мелькают,
Крепкие снасти скрипят… Я чуть стою на ногах…
В сердце лишь «вечно твоя» и звучит… Весь дрожу я, как лира,
Долго хранящая гул трудно стихающих струн…
«Да, ты взошло, мое солнце! Завеса с грядущего спала,
Дора! отныне тебе – жизнь моя, слава, труды!..
Вей же, попутный Эол!.. Подтяните-ка парус потуже!
Вправо возьмите руля!.. Ух, словно птица летим!..»

1863 г.
Сборник «Картины». Раздел «Века и народы».