«Больной писатель» Я. Полонский
(Сороковых годов).Сцена I.
Бедно убранная комната в четвертом этаже. На столе, даже на стульях – книги, журналы, рукописи и корректурные листы. – На шкафе гипсовый бюст Шекспира. – На стенах портреты Гоголя, Гумбольдта и других современных писателей. На диване – писатель, прикрытый стеганым поношенным халатом. – Голова его покоится на подушках. На изнуренном, бледном лица его печать чахотки. – Подле дивана столик, – на нём бумага, карандаши, чернильница, подсвечник с догоревшим огарком, недокуренная сигара, стакан с питьем и столовая ложка.
Вечер.Писатель.Ох, этот доктор! он невыносим, –
Не верит медицине, – а рецепты
Строчить умеет. Этакую дрянь
Я должен принимать!(Жена подносит ему лекарство.)Фи! – Если б я Не верил в силу разума, – какой бы Я был писатель?Жена.За лекарством Опять сегодня надо посылать…Писатель.Пошли.
Жена(помолчав).Ну… да – пошлю…Писатель(помолчав).А сколько денег У нас осталось?..Жена.Два рубля… да меди Копеек с двадцать…Писатель.Хорошо. А, впрочем, Сегодня за лекарством ты, мой друг, Не посылай… не нужно. Завтра этот жид Авось пришлет мне денег…Жена.Кто? редактор? Держи карман!Писатель.Я не батрак его, Чтоб так работать! – он жалеет мне Прибавить сотню, а мое перо Ему дает десятки тысяч… – вздор! Я не могу так жить, – сама ты видишь, Как я работаю!Жена.Как мне не видеть! Ты день и ночь, как каторжник, пера Не выпускаешь. Что за жизнь! Да если б Ты столяром был, – больше б заработал. Иной сапожник выручает больше.Писатель.Ну, нет, сапожник выручает меньше.
Жена.Давно ли получил ты деньги, и
Всего осталось два рубля! Ну, что̀
Я стану с ними делать? Два рубля…
Тогда как на одни лекарства надо…
Ах! Если б знала я, что̀ значит быть
Писателем, да ни за что б на свете
Я не пошла бы замуж за тебя.Писатель.Как жаль, что мы не можем развенчаться!
(Задумывается.)К чему раскаянье, когда оно
Греха не выкупает! Оба мы
С тобою согрешили, друг мой, – я
Твоей любви поверил, ты – моей;
Пришла нужда – и тайно отравила
Святейшее из чувств.Жена.Не говори С такою горечью! Досадно слушать! Неужели тебя я не люблю? Но разве весело мне видеть мужа, Который целый день, едва дыша, Работает напрасно…Писатель.Может быть, И не напрасно, – молодежь читает Мои статьи.Жена.Когда ты пишешь, Ты забываешь всё и всех на свете И для тебя жены не существует. Ребенок плачет – ты не слышишь, Сто раз зовут обедать – ты не слышишь, И лихорадочным огнем горит Твое лицо, когда на время ты Свою проклятую работу покидаешь. Неужели я не должна страдать!Писатель.Но, милая, за что же? В те минуты, Когда я глух и слеп для всяких вздоров, – Я счастлив, потому что глух и слеп, (Глух – от того, что много слышу, Слеп – от того, что много вижу). Я даже забиваю боль в груди, Когда мое перо здоровьем дышит И возвышает голос, сильный, смелый, Ни перед кем не умолкающий…(Кашляет.)Ты этого не понимаешь – и
Поэтому любить меня не можешь.Жена.О, Боже мой! Какой ты человек!
Да кто ж тебя и любить, как не я?
Кто обо всём хлопочет? Вот награда!Писатель.Самозабвение в труде – одна отрада
В моей постылой жизни, – благодать,
Которая меня поддерживает, – сила,
Которая сгубила жизнь мою,
Но до конца не изменила.
Так буду мыслить я, стремиться и писать.
Кто на мое самозабвенье ропщет,
Тот лучшее, что есть в моей душе,
Терзает, мучит, душит, топчет…(Бросается ничком в подушки и закрывает лицо.)Сцена II.
(Входит Дарданельский).Писатель.Ну, как дела?
Дарданельский.Да что, братец, записку Твою отнес.Писатель.Сам отдал?Дарданельский.Своеручно. Прочел он, – рожу скорчил, – поворчал. Я знаю, говорит, что деньги нужны… Кому ж они не нужны?! Хочет денег! Да кто же их не хочет? Я хочу-с, И вы хотите, и лакей мой хочет, – И все хотят.Писатель.Ну, что же ты на это?Дарданельский.Да я не вытерпел, сказал ему
Всю правду.Писатель.Ну, ты врешь, на это Тебя не хватить, чтоб сказать ему Всю правду.Дарданельский.Право слово! Э! да что мне! Как будто я кого-нибудь боюсь!Писатель.Так что же ты ему сказал?
Дарданельский.Сказал: Послушайте, побойтесь Бога!Писатель.Экой шут! Чем выдумал пугать его… «побойтесь!» Ну, что ж, он испугался. – А?.. «побойтесь!» Уж лучше бы меня ты не смешил. Ну, что же дальше?Дарданельский.Разве, говорю, Он дюжинный сотрудник? Вы другого Такого, говорю, и с фонарем Не скоро обретете. Ведь на вас Он точно вол работает. Ей-Богу! Так как же вам его не обеспечить! С другими, говорю я, поступайте, Как Бог пошлет вам на душу. Со мной Вам также церемониться не нужно; Я буду рад и десяти рублям, Я как-нибудь с делишками своими Сумею справиться; а он ведь болен, – Чуть дышит; у него жена, ребенок; Квартира неудобная – сырая, Дров ни полена.Писатель.Чёрт!.. Да кто тебя Просил такие петь иеремиады И в нищие записывать меня!!.. Я разве попрошайка! разве я Из милости, иль ради состраданья Выпрашиваю деньги! И ему Какое дело знать, как я живу И есть ли у меня дрова, и есть ли свечи, В подвале я, или на чердаке? Иль по паркету шаркаю ногами В персидских туфлях? – что̀ ему за дело! Я не разжалобить хочу его, – хочу, Чтоб он платил мне за мои труды, – За кровные труды мои, – хочу, Чтоб жизнь моя не пропадала даром Ни для других, ни для меня… Чтоб мог я…(Задыхается от волнения и кашля.)Жена.Не горячись, мой друг…
Дарданельский(жалобно).Помилуй, братец! Я для тебя ж старался.Писатель.Кто просил Тебя стараться?Жена(Дарданельскому).Ну, а сколько ж с вами Прислал он…Дарданельский(полушепотом).Да покуда ни копейки!Жена.О, Боже мой! какое наказанье!
Писатель.А ты ему скажи… скажи ему,
Коли увидишь, что… что я ни строчки,
Ни полстроки не помещу в журнале…
Что духа моего не будет пахнуть
В его журнале!..(Слышен звонок.)Кто там! – не пускать. Скажите, что я болен – никого Не принимаю…Жена.Мальчик за статьей Пришел из типографии.Мальчик(в дверях).Велели Взять продолженье.Писатель.Продолженье! Гм!.. А если я не дам вам продолженья?
(Задумывается.)Есть корректура?
Мальчик.Есть.Писатель.Давай сюда! Скажи, чтоб за концом прислали к ночи; Быть может, к ночи я поправлюсь. Ну, что стоишь!(Мальчик уходит)Жена(шёпотом Дарданельскому).Уговорите мужа Сегодня не работать… Поглядите, На что̀ похож он… бедный!(Уходит).Писатель(пробежавши корректурные листы).Боже мой!(Падает в изнеможении на подушки и закрывает глаза.)Жена(возвращаясь).Вот и лекарство.
Писатель(очнувшись).Это для чего? Просил тебя я деньги поберечь; Дай лучше мне стакан лафиту, У нас осталось полбутылки, ты Поставила его на холод за́ дверь, – Надеюсь, что не скислось?.. ты его Немножко подогрей, – потом подай. Вино мои восстановляет силы. Сначала бросит в жар, потом – как будто Жизнь заиграет… и тогда, быть может, Я буду в силах…Дарданельский.Знаешь что, приятель, – Пока ты кашляешь… позволь мне дать Тебе совет полезный…Писатель.Ну, советуй, – Не церемонься…Дарданельский.Ты вина не пей, Не пей, братец!Писатель.Эх, Дарданельский, – ты Напомнил мне хороший анекдотец.Дарданельский.Какой же это?
Писатель.Старый анекдотец! Тебе я расскажу его, – ты можешь Свой фельетон подкрасить им, авось, Его помилует цензура!.. впрочем, Не полагайся, – если Фрейганг будет Цензоровать, то вычеркнет наверно.Дарданельский.За что ж он вычеркнет?
Писатель.Как раз смекнет, Что пахнет правдой, – правды он боится.Дарданельский.Да он и выдумки боится.
Писатель.– Если в ней Какой-нибудь есть смысл, то он боится И выдумки.Дарданельский.Да он во всём, – во всём, Какую ты ни напиши нелепость, Находит смысл. – Ну, хочешь, напишу, Что в Летний сад сорока прилетела И уронила из носу кольцо, И что сие кольцо вдруг очутилось На пальце у какой-нибудь статуи, Ну, хоть Венеры, – думаешь, пропустит?! Да ни за что на свете! – «Понимаю, «Э! понимаю, что вы этим «Сказать хотели! скажет, – понимаю-с! «Не проведете старика, не проведете!» И зачеркнет – ей-Богу! Но… (не смейся, Опять закашлишься…) что я такое Тебе напомнил? – Иногда бывают Приятные воспоминанья.Писатель.Слушай. Когда я был еще в Москве студентом, Я и тогда пописывал кой-что. Там был один журнал, – покойный, царство Ему небесное! – Он брал охотно Мои статьи; я ж всё тогда писал В народном духе – очерки, рассказы, Да путешествия в окрестностях Москвы, От Кунцева до Воробьевых гор. Я ж был тогда горячий малый – глупый И недогадливый: питал ко всем Редакторам, писателям, пиитам Особое благоговенье, – бредил Стихами – и уже мечтал о славе. Однажды, растерявши все свои Грошовые уроки, в летний месяц, Я, братец, упивался самой гнусной И неприличной бедностью; голодный Ходил я по бульварам; из сапог Выглядывали пальцы, – точно так же Как у Наполеона первого в гробу, Открытом на скале святой Елены. И как Наполеон, который жаждал Всем миром обладать, так точно Я жаждал обладать какой-нибудь Румяной, свеже-испеченной сайкой. Ну, словом, – были дни, когда буквально Я голодал… В один из оных дней Вдруг вспомнил я… – о, радость!.. вспомнил, Что мне редактор, некто Петр Михайлыч, Весьма почтенный муж, – не заплатил Ни гроша за мою статью. Оттиснуть – Оттиснул; но еще не заплатил… Ах, чёрт возьми! Да как же это? – Ну, Неужели мне за мою работу Он не заплатит двадцати целковых? – Не может быть.Жена(входя с бутылкой лафита)А ты всё говоришь, – Всё говоришь… Ну, хорошо ли это, – Тебе запрещено.Писатель(не слушая жены).Ну, думаю, – теперь Разбогатею – будет и калач, И мытая манишка, и куплю Себе – (чем чёрт не шутить!) «Арабески» – Рассказы Гоголя… Так, ухватившись За эту мысль блаженную, не медля, Направил я стопы свои на дачу К редактору. – Не замечаю, братец, Что уже поздно – сумерки, – что скоро Наступит ночь; лечу на крыльях ветра. Пришел – звоню, – выходить старушонка: – «Кого вам надо?» – Дома Петр Михайлыч? Его мне нужно, – очень нужно видеть. – – «Вы кто такой?» – Студент. – «А, поищите «Его в саду». – А как пройти мне в сад? – – «А через двор». – Да там собаки лают. – – «Ну, так ступайте, я вас проведу Через террасу». – Помню, как пошел я Из залы прямо через кабинет: На стульях, на диванах, на окошках И даже на полу валялась книги; Старинные стояли шкафы, на стене Мелькал булат, – должно быть панцирь древний, Или какой-нибудь, добытый с рынка, щит. Из рам портретов предо мной мелькали Одни лишь пятна; комната была Озарена сиянием луны, Но стены были в сонном полумраке. Я помню, нос мой слышал запах пыли: То был мышиный запах старины. Я проходил по комнатам, как будто По заколдованному замку. – «Проходите!» Старухи голос дребезжал за мной, – «Ступайте прямо, – а потом направо». Тут увидал я дверь, – гнилую раму С потускнувшими стеклами. Терраса Была под кровлей, – я сошел я в сад, И помню, ночь была такая Великолепная!.. и свет, и тени – Всё было неподвижно, – тонкий запах Сосны сливался с запахом цветущих Душистых лип; над садом месяц Так и сиял, – в аллеях было глухо… Я шел, шел, шел, – наткнулся на забор, Поворотил налево – вижу пруд, – Кругом идет дорожка; – около пруда Под кленами стоит скамейка. – Вижу, На той скамейке темный человечек Сидит в халате (кажется, в китайском) И наслаждается природой. Робко Я подошел к нему. Сидит и смотрит. Я шапку снял, – сидит, – я поклонился, – Он всё сидит. Мне, право, показалось, Должно быть с голоду, что Петр Михайлыч – Не Петр Михайлыч, а какой-то маг, Что если я заговорю с ним, – повернувшись, Он превратится в кактус или в лейку. Не даром же я Гофмана читал И в радужном чаду его фантазий Подозревал глубокий смысл. Должно быть, И он вообразил, что если я не леший, То – Ванька Каин. Поднялся с скамейки Ученый муж, сложил крестообразно На грудь свои коротенькие руки И, явно струсив, словно отрыгнул: «Что̀ вам угодно-с?» Бойко, надрываясь От внутренней какой-то боли, стал Я говорить ему – стал, наконец, чертить Пред ним размашисто и не щадя Суровых, мрачных красок всю картину Моей ужасной бедности. Невольно Я задыхался и махал руками. Я помню, как мои горели щеки, Я помню, как, понизив голос свой, Я стал просить его хоть что-нибудь Мне заплатить за ту статью, Которой он заткнул так ловко Пробел в своем издании. Я едва Переводил дыханье, – наконец, Сказал ему: – не милости от вас Я требую, а платы за труды. Великий маг нахохлился. Подпер Одной рукой свой мягкий подбородок И, выпятивши губу, произнес: – «Всё это хорошо-с. Но вместо денег «Я вам намерен отплатить советом-с». – Каким советом? – «Как бы это вам «Сказать… того-с…» – Я вас не понимаю. – «Гм! Вы не понимаете?» – Не понимаю. – – «А мой совет – того-с… вам пригодится «Гораздо больше, чем десятки, – что̀ я – «Десятки! – сотни тысяч». – Что̀-ж такое?.. – «Не пьянствуйте и не шатайтесь пьяный; «Пропьете ум, пропьете сапоги – «И пропадете; пьянство вас погубит.» – Помилуйте, я ничего не пью. – «Нет, пьете» говорит. – Ей-ей! не пью. – – «Нет, пьете» – Вы клевещете. – «Чего-с?.. «Эх, юноша, примите вместо денег «Благой советь мой и ступайте с Богом.» – Так и ушел я, с чем пришел, – без гроша.Дарданельский(хохочет).Ну, этого цензура не пропустит…
Писатель.Вот и лафит… вели подать стакан.
Тут, кажется, осталось ровно на два
Стакана… Говорят, что у меня чахотка;
Но если буду я отказывать себе
В таком подогревательном напитке,
Я прежде смерти – и душой, и телом
Застыну… Этого я не хочу…(Пьет.)(Слышен звонок)Жена, отказывай…
Жена(возвращаясь из передней).Твои друзья, Сережин и Иванин.Писатель(радостно).Где они? – Сюда, сюда! Вот, чёрт возьми, не ждал! Голубчики! Откуда Бог принес?Сцена III.
(Входят Сережин и Иванин.)Сережин.Ты дома! болен?
Писатель.Болен! пустяки, – Я просто пьянствую.Иванин.И ты не знаешь!?. Ты ничего не знаешь?Писатель.Что̀ такое? – Вы, господа, смущаете меня. Я вас не узнаю: преобразились… Сияете… уж у меня дыханье В груди спирается от ожиданья Необычайного чего-то… Сердце бьется… Ну… говорите, говорите…Иванин.Знай же: Луи-Филипп бежал, – Париж стоит На баррикадах, Франция в огне! Республика, как феникс, возникает Из пепла!!Писатель(приподнимаясь и дрожа.)Говорите, говорите…Иванин.– Министр Гизо в изгнании; Ламартин
Уже гремит с трибуны… – Ежечасно
События растут… Всё шевелится, –
А ты сидишь! – Не знаешь даже,
Что на носу – переворот!! –Писатель.– Пе-ре-во-рот!(Падает без чувств, бледный как полотно.)Жена(поддерживая голову мужа, гостям).Ах, господа! Уйдите, ради Бога,
Вы, с вашими проклятыми вестями!
И так – на ниточке держалась жизнь,
Пришли пугать!.. Спешите, Дарданельский,
За доктором… – он, кажется, не дышит.
О, Господи!.. Да что ж это такое?(Плачет.)Иванин.Нерв человечества – писатель – потрясен.
Сережин.И этот нерв не вынес потрясенья.
Уйдем… Прощайте, Александра Львовна, –
Мы виноваты, но давно мы не видались,
Не знали, что он так надорван, бедный!