«Фантазия» Я. Полонский

Natura nunquam facit saltum…
Св. Дионисий Ареопагитский

De la forme nait l’idée.
Flober

То был во тьме веков забытый нами век…
С душой ребенка зверь двуногий – человек
Был существо косматое и злое;
Стрелою бил он птиц – орлов и лебедей,
Зазубренным копьем пещерных бил зверей;
Голодный, кости их глодал и ел – сырое;
От зимней стужи мех спасал его детей,
Которых нагота от солнечных лучей
Казалась бронзовой, пеклась на летнем зное… –

Проворно лазил он по скалам, по стволам
Дерев, и вольная дикарка-дева, с бою
Им грубо смятая, шла по его следам
‎    ‎      Уже послушною рабою…
Кой-где гнездо его торчало из озер
На сваях, чтоб к нему не заползали звери;
‎‎     ‎     Как норы, низменные двери
‎‎     ‎     Не замыкались на запор;
И каменный в лесу стучал его топор…

Внимая гулу бурь, обвалов, извержений,
‎‎     Огнями дышащих, колеблющихся гор,
Или потоку вод в разлив от наводнений,
Отважный зверолов смиренно сознавал
Свое бессилие, глазами силу мерил
Неодолимую, – чему-то смутно верил…
‎‎     ‎     Но не молился и не измышлял
‎‎     ‎     Ни алтарей, ни жертвоприношений.
А над землей носился вечный гений,
‎‎     ‎     И небу, и земле родной,
‎‎     ‎     Полуземной, полунебесный,
Никем невидимый, неслышный, неизвестный:
‎‎     Его удел был предопределен –
‎‎     Сопровождать померкшую планету,
Всё обреченное на бдение и сон
Оберегать, и звать к божественному свету
‎‎     ‎     Того, кто свыше одарен.

Дух унывал, – молниеносной тучей
Прикрыв главу свою, поник он над страной,
Где море синее размыло меловой
Надломленный утес, и плещется зыбучей
Своею пеною в песок береговой.
И видит дух: на мыс к своим ладьям сбегает
Народ, в лесу застигнутый грозой,
‎‎     Гогочет, машет, завывает,
‎‎     Как будто, глядя на прибой,
Там каждый каждую волну передовую
Жалеет как волну, сетям его родную,
Гонимую в грозе сверкающим дождем, –
И тщетно молнии грозит своим копьем…
И, сжалясь над людьми и унимая гром,
На алом рубеже земного дня и ночи
Дух поднял к небесам мерцающие очи.

Пронзая взорами горящий неба свод,
Он, в глубине глубин и в высоте высот,
‎‎     ‎     С благоговейным напряженьем
Искал Того, Кого зовем мы Бог.
Он ощущал Его, но созерцать не мог; –
И, весь проникнутый блаженным ощущеньем
‎‎     Его любви, возопиял к Нему, –
‎     ‎     К Отцу и Богу своему, –
‎‎     ‎     Как бы с сыновним сокрушеньем:
– Смотри, что создано Твоим прикосновеньем, –
Каких зверей Ты одарил душой!
Уж если я… я, присный ангел Твой,
Едва эфирною прикрытый оболочкой,
Блюститель сей земли, что в бездне мировой,
Как в вихре, движется едва заметной точкой…
Уж если я, который ликовал,
Когда Твоя любовь себя изобличала,
Не мог постичь Тебя, – предвечное начало –
‎‎     ‎     Начало всех начал!.. –
Постигнет ли Творца природы злое чадо?!
На утре бытия не я ли созерцал,
Как мириады солнц зажег Ты, как пылал
Вселенский Твой пожар, как малая лампада
В Твоем дому! Не я ли трепетал,
Когда огонь их гас и свет их померкал!
Но духи светлые из праха их рождались,
И новые миры без дыма загорались,
И вновь несметный хор бессмертных ликовал.

Всё видел я, всё знаю; а они, –
Те, что влачат Тобой отмеренные дни,
‎     ‎     Переходя от хлада к зною,
От повседневного труда к борьбе с нуждою, –
Что видели? Что знают?.. Полузверь,
‎‎     Одной своей добычи запах чуя,
Поверит ли, когда ему скажу я:
‎‎     ‎     Несчастный! верь! –

И вот, как тихий звон, благую весть несущий,
Раздался Божий глас на глас Его зовущий:
– Я шлю Фантазию. Прими ее, как дочь
‎‎     Моей любви, она тебе поможет…
Пусть каждый верит Мне, по мере сил, как может.

Очнулся дух земли и онемела ночь…
Небесное виденье появилось
На легком облаке, и небо засветилось:
Три радуги кольцом тройным
Прошли по облакам воздушным и перистым
И, окружая диск ночной луны цветистым
‎‎     ‎     Великолепием своим,
Затмили ярких звезд далекое мерцанье;

А полная луна раскинула сиянье
‎‎     ‎     На все четыре стороны крестом, –
На север, юг, восток и запад. Мнилось,
‎‎     ‎     Самой природе чудо снилось,
Когда Фантазия, с венцами на челе,
Сошла в земную мглу…
‎‎     ‎     Что грезилось земле
В ту месячную ночь!?. – когда в ночном тепле
‎‎     ‎     Дремали женщины и дети,
И не стучал топор, и праздно висли сети
‎‎     ‎     Над темным зеркалом озер…

Уже потух блестящий метеор…
Дикарь задумчиво глядел на те плеяды,
Откуда брезжил свет и капала роса; –
‎‎     ‎     Впервые Божьи небеса,
‎‎     ‎     И стрекотание цикады,
‎‎     И соловьи, и скалы, и леса
‎‎     ‎     С его душой заговорили
‎‎     Про чудеса, как про такие были,
‎‎     ‎Которые их прадеды забыли
‎‎     ‎     И без которых трудно жить… –
Пришла Фантазия и начала творить.

И век прошел, и та же вся природа,
И тот же дух земли, дыша грозой, встает
Над высотами гор и тяжко вопиет:
– О Всемогущий! там в лощине, возле брода
Через ручей, – куда нередко, всласть
‎‎     Наевшись мяса, рваного когтями,
Пятнистый барс свою макает пасть
И локчет воду, – там, опутанный плющами,
Обломок каменный стоит, зарыв в песок
‎‎     Свою пяту; он был от скал оторван
В ту ночь, когда был наводненьем прорван
Размытый горный кряж и пролился поток,
Чтоб дать Твоим лесам дышать в Твоей пустыне.
Фантазия нашла тот камень, – тот гранит,
И придала ему необычайный вид:
Глаза – на лбу; тупой, посередине
‎‎     ‎     Свирепой морды, нос торчит
Над зевом; но уродливого тела
Фантазия доделать не сумела, –
‎‎     ‎     Оставила его без ног…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И долго дикари на чудище косились…
Вдруг, ужасом объятые, взмолились
И поползли к нему. – И взвыли: ты наш бог!
– Помилуй нас!.. Толпа вообразила,
Что это он послал к ним льва и крокодила,
И что когтистый барс был послан тоже им, –
И в жертву идолу несет, в огонь и дым,
Несчастных пленников и свежую добычу.
Бездушной плоти поклонилась плоть
Одушевленная!.. О! не внимай, Господь,
Их суетной мольбе и дикому их кличу;
‎‎‎     ‎‎     Фантазию из мира отзови,
И праведный мой гнев благослови,
И на печаль мою откликнись, Всемогущий!..

И Бог откликнулся на глас, Его зовущий.
– Оставь Фантазию творить им образ Мой: –
Пусть камень говорит их сердцу как живой, –
Фантазия Мой дар… Ее Мы не осудим…
Всё, что творит она, – она творит по людям
Или по мере их ребяческих умов:
Их мысль в зародыше, – у них немного слов…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
‎‎‎     Но полу-зверь есть в то же время
‎‎‎     ‎‎     И полу-человек…
Лишь в нем иных судеб таится Божье семя…
Вращение планет несет за веком век
И нанесет земле иные наслоенья,
И возрастут иные поколенья,
И, водворяя власть любви, и красоты
‎‎‎     И человечности, Фантазия страданью
‎‎‎‎     ‎‎‎     Даст высший смысл и поведет
‎‎‎‎     От созерцанья к миросозерцанью;
И воплотится дух, и много раз умрет
И будет воскресать, и человек воздвигнет
Иной алтарь, и Сущего постигнет
‎‎‎‎     ‎‎‎     Настолько же, насколько – ты…

Замолк… И, как лучи от солнца полосами
Проходят в темноте и светятся в пыли,
Так и Его глаголы перешли
‎‎‎‎     ‎‎‎     С лица померкнувшей земли
К иным мирам – беседовать с духами.

Между 1885 и 1890 г.