«Над зыбью незыблемое» К. Бальмонт

Шумит, шуршит и шелестит
      Шипучий вал, свой бег свершая.
Шершав шатучей влаги вид,
      Вода морей, она чужая.
Не пролепечет ручейком
      Ту сказку воркотливой няни,
В которой с чудом ты знаком,
      Вступая в мир по светлой грани.
В воде морей и нет реки,
      Хоть в Море все впадают реки.
А как шуршат нам тростники,
      Когда полюбим мы – навеки,
Навеки милое лицо
      Любовью расцветет в апреле,
И от души к душе кольцо
      Перескользнет под стон свирели.
Но эта летопись была
      В родной глуши лесного края,
Где гуд густой колокола
      Качают, в помыслы вливая.
Где в каждый день наш входит звон,
      Ласкает Божья близость храма,
И лики темные икон
      Овиты дымкой фимиама.
Но эта летопись цвела
      В краю, где в зимний сон тягучий
Внезапно входит вздох тепла,
      Под мартовской лиловой тучей.
Где Благовещенье, – как дух
      В полутелесной оболочке, –
От сердца к сердцу шепчет вслух:
      «Дарите синие цветочки».
Где с выси солнечных зыбей
      Нисходит тайна без названья, –
Где не стреляют голубей,
      А нежно чтут их воркованье.
Но эта летопись была, –
      Ее не предадим ущербу! –
Там, где, христосуясь, пчела
      Целует золотую вербу.
И вот чужой мне Океан,
      Хоть мною Океан любимый,
Ведет меня от южных стран
      В родные северные дымы.
И я, смотря на пенный вал,
      Молюсь, да вспрянет же Россия,
Чтоб конь Георгия заржал,
      Топча поверженного Змия!

Сборник «В раздвинутой дали. Поэма о России» (1929).