«Пахом Степанов» В. Кюхельбекер

(Сказка)

Целовальника нет дома,
Да проворная жена
Всех употчует одна;
Просит посидеть Пахома;
А уж кружку допил он,
Встал и хочет выйти вон.

«Что торопишься, служивый?»
– «Нет, хозяюшка-душа,
Брага ваша хороша,
Да капрал старик сварливый;
Поплетусь-ко я домой».
– «Путь счастливый! Бог с тобой!»

Спотыкнулся у порога
И немного под хмельком
Вышел из корчмы Пахом.
Через лес лежит дорога,
Всё еловник да сосна,
Ночь, глаз выколи, темна.

Пусть темна, – не для Пахома!
Ночью, днем – нам всё равно:
Молодцу давным-давно
Та дороженька знакома.
Вот и песню затянул,
Песне отвечает гул.

Он бредет, а лес дремучий,
Будто баня, душен стал;
Тяжко филин простонал,
Тяжко громоздятся тучи;
Вдруг с берез понесся лист,
Вихорь встал и поднял свист.

Небо разразилось громом,
По лесу раздался треск,
Тьму разрезал яркий блеск:
Целовальник пред Пахомом…
«А! Потапыч! здравствуй, брат!» –
Молвил старику солдат.

«Где гулял, Пахом Степаныч?» –
Говорит старик ему.
«К вам я заходил, в корчму».
– «Что же не остался на ночь?»
– «К перекличке тороплюсь:
Служба! палок, брат, боюсь».

– «Э! Степаныч! что за служба?
Твой капрал храпит давно:
Отвечать уж всё равно;
Воротись! вот будет дружба!
Горе мы зальем вином:
Не упрямься, свет Пахом!»

Тускло светится лучина;
Холодна изба, темна.
Нацедил старик вина:
«Пей же, веселись, детина!
Нынче праздник: выпей! что ж?»
А того подрала дрожь:

«Да зачем же эти очи
Так и блещут и горят?
Что за дикий, чудный взгляд?»
И, сдается в мраке ночи,
То поднимет старика
Мигом вверх до потолка,

То опять на землю скинет;
Глядь: он как ребенок мал;
Глядь: до крыши лбом достал!
Смотрит гость, – и кровь в нем стынет;
Вон и пара чертенят
Языком его дразнят.

«Что бледнеешь? вместо фабры
Не прикажешь ли румян?
Что тут думать? ведь ты пьян!»
– «В самом деле! – шепчет храбрый.
Знать, то мальчики в глазах;
Нет! не для солдата страх.

Ну, старик! налей же чару;
Да смотри же, пополней:
Я прозяб в избе твоей;
Надо, брат, прибавить пару…
Вот! – (и разом) – спать пора…»
– «Так прощай же до утра».

Лег служивый на полати,
Целовальник был не скуп,
Дал служивому тулуп,
Вот и сам уж на кровати, –
И заснули крепким сном
И хозяин и Пахом.

Оба спят; а месяц ясный
Из тяжелых туч сверкнул,
К ним в окошко заглянул;
Месяц с синевы ненастной
Смотрит молодцу в глаза:
Реже дождь, – прошла гроза.

Просыпается Степанов…
Где же? – в глубине лесной!
Мрак угрюмый и глухой
В сизой епанче туманов
Из-за сосен черный зев
Разевает, будто лев.

Там же, где луна светила,
Где лежал и спал Пахом, –
Под свалившимся крестом
Одинокая могила;
Вздрогнул, млеет молодец:
Целовальник-то – мертвец;

Саван – теплая овчина,
Платье мертвеца того,
Дар Пахому от него;
Пил из черепа детина;
Что же пил? – не знаю я;
Но не вышел он, друзья!

В том лесу поныне бродит
Средь медведей и волков,
Ждет разгульных молодцов
И в болото их заводит;
А солдат был хоть куда.
Где вино, – там и беда.

<1834>