«Пение» К. Бальмонт

Я был над Гангом. Только что завеса
Ночных теней, алея, порвалась.
Блеснули снова башни Бенареса,

На небе воссиял всемирный Глаз.
И снова, в сотый раз, – о, в миллионный, –
День начал к ночи длительный рассказ.

Я проходил в толпе, как призрак сонный,
Узорной восхищаясь пестротой,
Игрой всего, созвенной и созвонной.

Вдруг я застыл. Над самою водой,
Лик бледный обратя в слезах к Востоку,
Убогий, вдохновенный, молодой, –

Возник слепец. Он огненному Оку
Слагал, склоняясь, громкие псалмы,
Из слов цветных сплетая поволоку.

Поток огня, взорвавшийся из тьмы,
Светясь, дрожа, себя перебивая,
Дождь золотой из прорванной сумы, –

Рыдала и звенела речь живая.

         И он склонялся,
         И он качался,
         И расцвечался
         Огнем живым.
         Рыдал, взметенный,
         Просил, влюбленный,
         Молил, смущенный,
         Был весь как дым.

         Размер меняя,
         Тоска двойная,
         Перегоняя
         Саму себя,
         Лилась и пела,
         И без предела
         Она звенела,
         Слова дробя.

         Страдать жестоко,
         По воле рока,
         Не видя Ока
         Пресветлых дней, –
         Но лишь хваленье,
         Без мглы сомненья,
         Лишь песнопенья
         Огню огней.

         Привет – пустыням,
         Над Гангом синим
         Да не остынем
         Своей душой.
         Слепец несчастный,
         Певец прекрасный,
         Ты в пытке страстной
         Мне не чужой.

         И если, старым,
         Ты к тем же чарам,
         Сердечным жаром,
         Все будешь петь, –
         Мысль мыслью чуя,
         Вздохнув, пройду я,
         К тебе в суму я
         Лишь брошу медь.

Сборник «Ясень» (1916).