Марина Цветаева: биография
И соловью не петь.
Я столько раз хотела жить
И столько – умереть!
М. Цветаева
Марина Ивановна Цветаева – выдающаяся русская поэтесса Серебряного века, переводчица, прозаик, одна из самых ярких и неоднозначных фигур на мировом литературном небосклоне.
Детство
М. И. Цветаева родилась 26 сентября (8 октября по н. с.) 1892 г. в Москве. Отец – Иван Владимирович Цветаев, русский учёный-историк, искусствовед, философ, археолог, создатель и первый директор Музея изящных искусств имени императора Александра III при Московском императорском университете. Мать – обрусевшая полячка Мария Александровна (в девичестве Мейн), одаренная пианистка, любимая ученица знаменитого Н. Г. Рубинштейна. В 1894 г. у Цветаевых родилась младшая дочь Анастасия. Также в семье воспитывались дети Ивана Владимировича от первого брака с М. Иловайской: сын Андрей и дочь Валерия.
Будущая поэтесса росла бойким и смышленым ребёнком: к 6 годам она свободно владела французским и немецким языками и уже пробовала писать первые стихи, причём не только по-русски. В 1899 г. по желанию матери, которая мечтала видеть старшую дочь музыкантом, девочку определили в Общедоступное музыкальное училище В. Ю. Зограф-Плаксиной, где она училась почти 3 года игре на фортепиано. В 1901 г. Марина поступила в Четвертую женскую гимназию, но не надолго. Осенью 1902 г. врачи обнаружили у Марии Александровны туберкулёз, и семья перебралась на Итальянскую Ривьеру. Образование Марина продолжала в частных пансионах Лозанны (Швейцария) и Фрайбурга (Германия).
В 1905 г. Цветаевы вернулись в Россию. Некоторое время жили в Ялте, потом переехали в Тарусу, где в июле 1906 г. Мария Александровна скончалась. После смерти матери Марина в полной мере проявила свой независимый характер. Добрейший Иван Владимирович только диву давался, что его умная, начитанная дочь никак не может завершить образование. Сначала девушку за свободомыслие и дерзость исключили из женской гимназии им. В. П. фон Дервиз, куда она была зачислена пансионеркой в сентябре 1906 г., следом попросили из гимназии А. С. Алфёровой. Наконец, в 1908 г. Цветаева поступила в частную гимназию М. Т. Брюхоненко, которую окончила спустя 2 года.
Летом 1909 г. Марина совершила своё первое самостоятельное путешествие в Европу. В Сорбонне она прослушала курс по старофранцузской литературе. В этом же году по словам Анастасии Цветаевой ее старшая сестра пыталась покончить жизнь самоубийством.
На взлёте
В 1909 г. Марина, увлеченная творчеством символистов, посещает лекции и собрания при издательстве «Мусагет». В 1910 г. юная поэтесса за свой счёт издает свою первую книгу «Вечерний альбом», которую начала готовить, ещё учась в гимназии. Сборник, посвящённый памяти Марии Башкирцевой, для которого Марина отобрала сто одиннадцать школьных стихотворений, привлек внимание известных литераторов: Н. Гумилева, В. Брюсова, М. Волошина. Последнему Цветаева на декабрьском собрании «Мусагета» преподнесла «Вечерний альбом» лично. Этот неожиданный подарок положил начало крепкой многолетней дружбе.
5 мая 1911 г. Марина по приглашению М. Волошина приехала в Коктебель, и там жизнь её приобрела новый смысл. В крымском «Доме поэтов» 18-летняя поэтесса познакомилась с 17-летним Сергеем Эфроном, своим будущим мужем. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Цветаева загадала, что выйдет замуж за того, кто угадает её любимый камень. В тот же день Эфрон принёс ей найденную на пляже генуэзскую бусину из сердолика.
В начале июля счастливые влюбленные вместе уехали из Коктебеля, около месяца провели в Уфимской губернии, а к осени вернулись в Москву. 29 января 1912 г. Марина и Сергей обвенчались в церкви Рождества Христова в Большом Палашёвском переулке и через месяц отправились в путешествие по Европе.
В феврале 1912 г. в свет выходит вторая книга Цветаевой – «Волшебный фонарь», а осенью того же года поэтесса родила дочь Ариадну (Алю). Этот период Марина Ивановна вспоминала потом как счастливейшее время в своей жизни.
«Знаю! – Все сгорит дотла!..»
В марте 1913 г. Марина Ивановна выпустила третий сборник – «Из двух книг», а в конце весны с семьей отправилась в Коктебель, к Волошину. Четыре месяца на морском побережье пролетели словно один миг. Это было их последнее счастливое лето…
Первые месяцы 1914 г. прошли довольно спокойно: Марина работала и занималась дочерью, Сергей готовился сдать экстерном экзамены за гимназический курс и поступить в университет. А в июле началась Первая мировая… Эфрон тут же решил идти на фронт добровольцем. В действующую армию он не попал, но заставил супругу поволноваться. Осенью 1914 г. переживать пришлось уже ему: в октябре Марина Ивановна познакомилась с поэтессой Софией Парнок и вступила с ней в романтические отношения. Связь, которую потом Цветаева назвала «первой катастрофой в своей жизни», продолжалась больше года. Парнок Марина Ивановна посвятила стихотворный цикл «Подруга». В начале 1916 г. Цветаева вернулась к мужу.
Летом 1916 г. поэтесса гостила у сестры Анастасии в Александрове. В небольшом городке, что под Владимиром, Марина Ивановна написала цикл стихотворений. Здесь же она случайно встретила Осипа Мандельштама. О дне, проведенном вместе, оба впоследствии тепло вспоминали в своих произведениях. Этот творческий период поэтессы литературоведы называют «Александровским летом Марины Цветаевой».
Гражданская война (1917-1922 гг.)
Февральскую революцию Цветаева приняла, Октябрьскую – отвергла. В апреле 1917 г. у поэтессы родилась дочь Ирина, а в октябре Сергей Яковлевич после поражения антибольшевистских сил ушел из Москвы с отрядами Добровольческой армии генерала Корнилова. Связь между супругами прервалась, и Марина осталась с двумя детьми на руках практически без средств к существованию. Пытаясь выжить, Цветаева устраивается на работу: с ноября 1918 г. служит в Наркомнаце, в апреле 1919 г. переводится в Центрпленбеж, в ноябре 1920 г. получает место в театральном отделе Наркомпроса. Голод, холод и отсутствие средств не мешают поэтессе творить. С 1918 г. по 1920 г. из под пера Марины Ивановны вышли поэмы «Егорушка», «Царь-девица», «На красном коне», цикл стихов «Лебединый стан», несколько романтических пьес.
В начале 1920 г. в кунцевском приюте умерла от голода маленькая Ирина Эфрон. Смерть младшей дочери – самое тёмное пятно в судьбе поэтессы, которое биографы тактично обходят стороной. Дело в том, что в весьма сомнительное заведение обеих дочерей определила сама Цветаева, выдав их за сирот, а сама представилась крестной матерью девочек. Была возможность определить Алю и Ирину в детский сад, однако Марина Ивановна предпочла именно приют. Возможно, поэтесса искренне полагала, что там девочкам будет лучше, но ошиблась. Вскоре Цветаевой пришлось забрать тяжело заболевшую Ариадну домой, и, пока мать выхаживала старшую дочь, младшая тихо угасла среди чужих людей.
«На одного маленького ребёнка в мире не хватило любви», – написала Цветаева в своём дневнике. Горько и честно… Поэтесса понимала, что малышка скончалась прежде всего от недостатка материнского внимания. Рожденная в такое непростое время, вечно голодная, крикливая Ирина тяготила поэтессу, но Марина Ивановна, боясь признавать это, поспешила оправдать себя в глазах друзей.
В своём письме к В. Звягинцевой и А. Ерофееву она сообщала:
Москва, 7/20 февраля 1920 г.
Друзья мои!
У меня большое горе: умерла в приюте Ирина – 3-го февраля (по старому стилю. – А. С.), четыре дня назад. И в этом виновата я. Я так была занята Алиной болезнью (малярия, – возвращающиеся приступы) – и так боялась ехать в приют (боялась того, что сейчас случилось), что понадеялась на судьбу…
Узнала я это случайно, зашла в Лигу спасения детей на Соб<ачьей> площадке разузнать о санатории для Али – и вдруг: рыжая лошадь и сани с соломой – кунцевские – я их узнала. Я взошла, меня позвали. – «Вы г<оспо>жа такая-то?» – Я. – И сказали. – Умерла без болезни, от слабости. И я даже на похороны не поехала – у Али в этот день было 40, 7… сказать правду? – я просто не могла. – Ах, господа! – Тут многое можно было бы сказать. Скажу только, что это дурной сон, я все думаю, что проснусь. Временами я совсем забываю, радуюсь, что у Али меньше жар или погоде – и вдруг – Господи, Боже мой! – Я просто еще не верю! – Живу с сжатым горлом, на краю пропасти. – Многое сейчас понимаю: во всем виноват мой авантюризм, легкое отношение к трудностям, наконец, – здоровье, чудовищная моя выносливость. Когда самому легко, не видишь, что другому трудно…
Другие женщины забывают своих детей из-за балов – любви – нарядов – праздника жизни. Мой праздник жизни – стихи, но я не из-за стихов забыла Ирину – я 2 месяца ничего не писала! И – самый мой ужас! – что я ее не забыла, не забывала, все время терзалась и спрашивала у Али: – «Аля, как ты думаешь…»? И все время собиралась за ней, и все думала: «Ну, Аля выздоровеет, займусь Ириной!» – А теперь поздно…
Господа, если придется Алю отдать в санаторию, я приду жить к Вам, буду спать хотя бы в коридоре или на кухне – ради Бога! – я не могу в Борисоглебском, я там удавлюсь.
Или возьмите меня к себе с ней, у Вас тепло, я боюсь, что в санатории она тоже погибнет, я всего боюсь, я в панике, помогите мне!
Малярия лечится хорошими условиями, Вы бы давали тепло, я еду…
У Али на днях будет д<окто>р – третий! – буду говорить с ним, если он скажет, что в человеческих условиях она поправится, буду умолять Вас: м. б. можно у Ваших квартирантов выцарапать столовую? Ведь Алина болезнь не заразительная и не постоянная, и Вам бы никаких хлопот не было. Я знаю, что прошу невероятной помощи, но – господа! – ведь Вы же меня любите!
О санатории д<октор>а говорят, п. ч. у меня по утрам 4 – 5Я, несмотря на вечернюю топку, топлю в последнее время даже ночью.
Кормить бы мне ее помогали родные мужа, я бы продала книжку через Бальмонта – это бы обошлось… Господа! Не приходите в ужас от моей просьбы, я сама в непрестанном ужасе, пока я писала об Але, забыла об Ирине, теперь опять вспомнила и оглушена… Если можно, никаким общим знакомым – пока не рассказывайте, я как волк в берлоге прячу свое горе, тяжело от людей.
М. Ц.
В марте 1920 г. поэтесса написала пронзительное стихотворение, посвященное маленькой Ирине:
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были – по одной на каждую –
Две головки мне дарованы.
Но обеими – зажатыми –
Яростными – как могла! –
Старшую у тьмы выхватывая –
Младшей не уберегла.
Две руки – ласкать-разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки – и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.
Светлая – на шейке тоненькой –
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем не понято,
Что дитя мое в земле.
Вместе с раскаянием пришло понимание того, что смерть Ирины придётся как-то объяснить родным и близким. В письме к сестре Анастасии Марина Ивановна обвинила сестёр мужа:
«Лиля и Вера вели себя хуже, чем животные, – вообще все отступились…» (Это неправда. Вера Эфрон хотела забрать Ирину себе, но Цветаева не позволила – прим. авт.). Сергею же Цветаева написала следующее:
”…чтобы Вы не слышали горестной вести из равнодушных уст, – Сереженька, в прошлом году, в Сретение, умерла Ирина. Болели обе, Алю я смогла спасти, Ирину – нет.
Не для Вашего и не для своего утешения – а как простую правду скажу: Ирина была очень странным, а может быть вовсе безнадежным ребенком, – все время качалась, почти не говорила, – может быть рахит, может быть – вырождение, – не знаю.
Конечно, не будь Революции –
Но – не будь Революции –
Не принимайте моего отношения за бессердечие. Это – просто – возможность жить. Я одеревенела, стараюсь одеревенеть. Но – самое ужасное – сны. Когда я вижу ее во сне – кудрявую голову и обмызганное длинное платье – о, тогда, Сереженька, – нет утешения, кроме смерти”
<…>
Сереженька, если Вы живы, мы встретимся, у нас будет сын. Сделайте как я: НЕ помните.
<…>
Не пишу Вам подробно о смерти Ирины. Это была СТРАШНАЯ зима. То, что Аля уцелела – чудо. Я вырвала ее у смерти, а я была совершенно безоружна!
Не горюйте об Ирине, Вы ее совсем не знали, подумайте, что это Вам приснилось, не вините в бессердечии, я просто не хочу Вашей боли, – всю беру на себя!
У нас будет сын, я знаю, что это будет, – чудесный героический сын, ибо мы оба герои».Да. Оба.
Сергей Яковлевич Эфрон, от которого на протяжении 3,5 лет не было вестей, объявился в Праге. В июле 1921 г. Марина Ивановна через И. Эренбурга получила первое после долгой разлуки письмо от мужа, а зимой она уже вовсю готовилась к отъезду: разбирала бумаги, раздавала и продавала вещи. В начале 1922 г. в Москве был издан сборник цветаевских произведений «Версты», тогда же в Берлине вышла книга «Разлука».
В эмиграции
11 мая 1922 г. Марина Ивановна с дочерью покинула в Москву, в Риге они сели на берлинский поезд и после недолгого пребывания в Германии уехали в Прагу, где встретились с Сергеем. Три года жили они уединенно жили в чешских деревушках. Марина Ивановна активно переписывалась с Б. Пастернаком, а немного позднее – с австрийским поэтом Р. М. Рильке.
В 1923 г. у Цветаевой случился роман с белоэмигрантом К. Б. Родзевичем, приятелем С. Эфрона, которому Марина Ивановна посвятила два известных произведения – «Поэму Горы» и «Поэму Конца». До этого поэтесса неоднократно влюблялась, причём не только в мужчин, но и в женщин, хотя биографы уверены, что многие романы Марина Ивановна просто выдумала. Однако связь с Родзевичем была более, чем реальна. Сергей Яковлевич, который терпел и прощал жене былые увлечения, неожиданно сообщил о желании развестись. В ответ на это Марина Ивановна замкнулась в себе, перестала есть и спать, а потом заявила, что не находит в себе сил расстаться с мужем. Сергей к тому моменту уже поостыл и не настаивал. Последнюю точку поставил сам Родзевич, женившись на другой.
1 февраля 1925 г. у Эфронов родился сын Георгий, для домашних просто Мур (произв. от «мурлыга»). Знакомые шептались, что родным отцом мальчика был Родзевич, но Цветаева об этом никому ничего не рассказала, а сам Константин Болеславович предпочел думать, что Георгий – сын Сергея Эфрона. Такой вариант устроил всех. Летом 1925 г. семья перебралась в Париж.
Франция встретила поэтессу неприветливо. В эмигрантских кругах цветаевских стихов не любили и не понимали, а её саму за глаза звали большевичкой из-за деятельности супруга. Поговаривали, что Сергей – завербованных агент ГПУ, участвовавший в заговоре против Л. Седова, сына Троцкого. Некоторое время сочинения Марины Ивановны печатались в журнале «Версты», однако большинство стихов, написанных в эмиграции, осталось неопубликованным. Зато неожиданное признание Цветаева получила как прозаик. Её очерки «Мой Пушкин», «Мать и музыка», «Живое о живом», «Дом у Старого Пимена» и др. пользовались у русских эмигрантов большим успехом.
С начала 1930-х годов семья поэтессы влачила жалкое полунищенское существование. Муж Марины Ивановны тяжело болел, её произведения почти не печатались, и единственным добытчиком была Аля, зарабатывавшая вышиванием шляпок. Наконец, Сергей Яковлевич принял решение уехать в СССР, его горячо поддержала дочь, но Цветаева резко воспротивилась. Возвращение на родину страшило её: «Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна…».
Возвращение в Советский Союз
15 марта 1937 г. в Россию уехала Аля. Спустя полгода Францию спешно покинул Сергей Яковлевич. Он оказался замешан в политическом убийстве советского разведчика-«невозвращенца» и опасался ареста. После долгих допросов и обысков разрешение на выезд получили Марина Ивановна и Георгий.
Разбирая вещи и бумаги, Цветаева нашла своё старое письмо к Сергею. В далёком 1917 г. она писала: «Если Бог сделает это чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака.» Теперь, спустя 20 с лишним лет, поэтесса перечитала своё послание и дописала на пожелтевшем от времени листке: «Вот и поеду. Как собака.»
12 июня 1839 г. в порту Гавра Марина Ивановна с сыном поднялась на борт теплохода «Мария Ульянова», который 18 июня прибыл в Ленинград. Вечером того же дня путники сели в поезд до столицы и наутро были уже в Москве, где их встречала Ариадна. Семья поселилась на даче НКВД в Болшеве. Друзья отмечали, что в Россию Цветаева вернулась какой-то надломленной и «серой»: рано поседевшие волосы, потухший взгляд сливались с тусклым поношенным платьем. Стихов Марина Ивановна уже почти не писала, занималась переводами. Она жила по инерции, будто в предчувствии неминуемой беды. И беда не заставила себя долго ждать: 27 августа 1939 г. по подозрению в шпионаже арестовали Ариадну, 10 октября пришли за Сергеем Яковлевичем. Поэтесса написала Л. Берии несколько писем, прося за мужа, но все они остались без ответа.
В эвакуации
Летом 1941 г. Марина Ивановна занималась переводом сочинений Ф. Г. Лорки. Начавшаяся Великая Отечественная война заставила прервать работу. 8 августа Цветаева отправилась с Муром на пароходе в эвакуацию вместе с некоторыми другими литераторами. 18 августа они прибыли в небольшой город Елабуга (ныне Татарстан).
26 августа Цветаева получила разрешение прописаться в Чистополе, где собиралась устроиться судомойкой в открывающуюся столовую Литфонда, но вернувшись в Елабугу, вдруг передумала. 30 августа раздраженный Мур оставил в своём дневнике очередную запись:
«Мать как вертушка: совершенно не знает, оставаться ей здесь или переезжать в Чистополь. Она пробует добиться от меня «решающего слова», но я отказываюсь это «решающее слово» произнести, п. ч. не хочу, чтобы ответственность за грубые ошибки матери падала на меня».
Цветаева отчаянно просила поддержки у сына, но тот, которого она безмерно любила и называла своим «маленьким Наполеонидом» остался глух к её мольбам. И Цветаева решилась на последний шаг…
«…ищу глазами – крюк…»
Марина Ивановна Цветаева ушла из жизни 31 августа 1941 г. С утра хлопотала по хозяйству, нажарила Муру целую сковородку рыбы, пока тот вместе с другими эвакуированными работал на расчистке места под аэродром (по другим данным Георгий был в кино), а потом написала три предсмертные записки и повесилась в сенях избы Бродельщиковых, куда они с сыном были определены на постой.
Нельзя сказать, друзей и близких сильно удивил поступок поэтессы. С ранней юности Марина Ивановна «примеряла» на себя самоубийство, а в последние годы оно стало для неё навязчивой идеей. Многие биографы сходятся во мнении, что Георгий Эфрон каким-то образом подтолкнул мать к пропасти, однако его роль в самоубийстве Цветаевой до сих пор не ясна. Хозяйка дома рассказывала, что постояльцы накануне сильно ссорились, из-за чего неизвестно, поскольку оба кричали по-французски.
Тем не менее, в последние минуты своей жизни поэтесса думала только о будущем своего обожаемого Мура. Все три послания посвящены ему, об арестованных муже и дочери Цветаева вскользь упомянула лишь в одной из записок.
Сыну:
«Мурлыга! Прости меня но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
Писателю Асееву и сестрам Синяковым:
«Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы!
Умоляю Вас взять Мура к себе в Чистополь – просто взять его в сыновья – и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 рублей и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачки с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает. А меня – простите – не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы жил у вас. Уедете – увезите с собою. Не бросайте!»
Эвакуированным литераторам (не сохранилась):
«Дорогие товарищи!
Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто может, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы – страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему и с багажом – сложить и довезти в Чистополь. Надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мною он пропадет. Адрес Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте»
2 сентября Марину Ивановну Цветаеву похоронили на Петропавловском кладбище г. Елабуга. Во время войны могила затерялась. Имеется лишь символическое место захоронения, где в 1960 г. по распоряжению Анастасии Цветаевой, сестры поэтессы, был установлен крест с надписью «В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева». В 1970 г. крест был заменён гранитным надгробием.
P. S.
Георгий Эфрон после смерти матери провёл в Чистопольском интернате Литфонда меньше месяца, потом вернулся в Москву. Когда в октябре 1941 г. фашистские войска вплотную подошли к столице, Мур с остальными подростками был эвакуирован в Ташкент. Там, быстро израсходовав имевшиеся у него деньги, юноша промышлял воровством и попрошайничеством, с нетерпением ждал переводов от тёток, насколько раз был под следствием. По возвращении в Москву Георгий Эфрон поступил в Литературный институт, но проучился недолго – его призвали в армию. 7 июля 1944 г. сын Марины Цветаевой был тяжело ранен в бою и скончался в полевом медсанбате. По данным ОБД «Мемориал» Георгий Сергеевич Эфрон похоронен в Беларуси, в братской могиле г. Браслав Витебской области.
Ариадна Сергеевна Эфрон (Аля) провела в заключении в общей сложности 14 лет (8 лет в исправительно-трудовых лагерях+ 6 лет ссылки в Туруханском районе Красноярского края), о смерти родителей ей сообщили не сразу. В 1955 г. была реабилитирована за отсутствием состава преступления. Скончалась в 1975 г. от обширного инфаркта.
Сергей Яковлевич Эфрон отказался свидетельствовать против близких ему людей, в том числе и против жены. 16 октября 1941 г. был расстрелян. Реабилитирован в 1956 г.