«Джон Боттом» В. Ходасевич

1

Джон Боттом славный был портной,
        Его весь Рэстон знал.
Кроил он складно, прочно шил
        И дорого не брал.

2

В опрятном домике он жил
        С любимою женой
И то иглой, то утюгом
        Работал день деньской.

3

Заказы Боттому несли
        Порой издалека.
Была привинчена к дверям
        Чугунная рука.

4

Тук-тук – заказчик постучит,
        Откроет Мэри дверь, –
Бери-ка, Боттом, карандаш,
        Записывай да мерь.

5

Но раз… Иль это только так
        Почудилось слегка? –
Как будто стукнула сильней
        Чугунная рука.

6

Проклятье вечное тебе,
        Четырнадцатый год!..
Потом и Боттому пришел,
        Как всем другим, черед.

7

И с верной Мэри целый день
        Прощался верный Джон
И целый день на домик свой
        Глядел со всех сторон.

8

И Мэри так ему мила,
        И домик так хорош,
Да что тут делать? Все равно:
        С собой не заберешь.

9

Взял Боттом карточку жены
        Да прядь ее волос,
И через день на континент
        Его корабль увез.

10

Сражался храбро Джон, как все,
        Как долг и честь велят,
А в ночь на третье февраля
        Попал в него снаряд.

11

Осколок грудь ему пробил,
        Он умер в ту же ночь,
И руку правую его
        Снесло снарядом прочь.

12

Германцы, выбив наших вон,
        Нахлынули в окоп,
И Джона утром унесли
        И положили в гроб.

13

И руку мертвую нашли
        Оттуда за версту
И положили на груди…
        Одна беда – не ту.

14

Рука-то плотничья была,
        В мозолях. Бедный Джон!
В такой руке держать иглу
        Никак не смог бы он.

15

И возмутилася тогда
        Его душа в раю:
«К чему мне плотничья рука?
        Отдайте мне мою!

16

Я ею двадцать лет кроил
        И на любой фасон!
На ней колечко с бирюзой,
        Я без нее не Джон!

17

Пускай я грешник и злодей,
        А плотник был святой, –
Но невозможно мне никак
        Лежать с его рукой!»

18

Так на блаженных высотах
        Все сокрушался Джон,
Но хором ангельской хвалы
        Был голос заглушен.

19

А между тем его жене
        Полковник написал,
Что Джон сражался как герой
        И без вести пропал.

20

Два года плакала вдова:
        «О Джон, мой милый Джон!
Мне и могилы не найти,
        Где прах твой погребен!..»

21

Ослабли немцы наконец.
        Их били мы, как моль.
И вот – Версальский, строгий мир
        Им прописал король.

22

А к той могиле, где лежал
        Неведомый герой,
Однажды маршалы пришли
        Нарядною толпой.

23

И вырыт был достойный Джон,
        И в Лондон отвезен,
И под салют, под шум знамен
        В аббатстве погребен.

24

И сам король за гробом шел,
        И плакал весь народ.
И подивился Джон с небес
        На весь такой почет.

25

И даже участью своей
        Гордиться стал слегка.
Одно печалило его,
        Одна беда – рука!

26

Рука-то плотничья была,
        В мозолях… Бедный Джон!
В такой руке держать иглу
        Никак не смог бы он.

27

И много скорбных матерей,
        И много верных жен
К его могиле каждый день
        Ходили на поклон.

28

И только Мэри нет как нет.
        Проходит круглый год –
В далеком Рэстоне она
        Все так же слезы льет:

29

«Покинул Мэри ты свою,
        О Джон, жестокий Джон!
Ах, и могилы не найти,
        Где прах твой погребен!»

30

Ее соседи в Лондон шлют,
        В аббатство, где один
Лежит безвестный, общий всем
        Отец, и муж, и сын.

31

Но плачет Мэри: «Не хочу!
        Я Джону лишь верна!
К чему мне общий и ничей?
        Я Джонова жена!»

32

Все это видел Джон с небес
        И возроптал опять.
И пред апостолом Петром
        Решился он предстать.

33

И так сказал: «Апостол Петр,
        Слыхал я стороной,
Что сходят мертвые к живым
        Полночною порой.

34

Так приоткрой свои врата,
        Дай мне хоть как-нибудь
Явиться призраком жене
        И только ей шепнуть,

35

Что это я, что это я,
        Не кто-нибудь, а Джон
Под безымянною плитой
        В аббатстве погребен.

36

Что это я, что это я
        Лежу в гробу глухом –
Со мной постылая рука,
        Земля во рту моем».

37

Ключи встряхнул апостол Петр
        И строго молвил так:
«То – души грешные. Тебе ж –
        Никак нельзя, никак».

38

И молча, с дикою тоской
        Пошел Джон Боттом прочь,
И все томится он с тех пор,
        И рай ему не в мочь.

39

В селеньи света дух его
        Суров и омрачен,
И на торжественный свой гроб
        Смотреть не хочет он.

1926 г.
Из цикла «Европейская ночь» (1927).