«Голубая подкова» К. Бальмонт

Георгию Гребенщикову

В этих минутах, залитых
родимым солнцем, зелено-голубых
от леса и небес…
Гребенщиков,
Трубный глас, гл. 3

Неоглядная равнина от стальной,
далекой щетины леса до голубой
подковы небосклона…
Гребенщиков,
Сто племен с единым, гл. 3

1

Солнцезахваченным бродил я много в мире,
В тех странах, где на всем лишь солнечный закал.
Но жаром он и там, в раскинутой Сибири,
Где внутренним огнем всегда кипит Байкал.
Сибирские леса – земная небу риза,
В разлитии степей сверкает песнь, звонка.
Там братски полюбил я легкого киргиза
И дымнотеплую кибитку калмыка.
Там каждый, подходя, мне улыбался вольно,
Там каждая душа собой являла ширь.
В фиалках, в ландышах, невестна, хлебосольна,
Простором исполин, великая Сибирь.
А пирамиды льда при вскрытии Амура,
А чаши орхидей, где думал чуять цепь.
Алтай. Полет орла. Два дня, что смотрят хмуро.
Семь дней – златоогонь. Вся солнечная степь.
Но я сейчас в стране, где мысли в узких путах.
Тоскую длительно. Дух жизни здесь исчез.
И лишь с тобой опять я в солнечных минутах.
Зелено-голубых от леса и небес.

2

Ты сто племен с единым в гуле звона
      Качнул, их замыкая в мудрый сказ.
До голубой подковы небосклона
      Зажегся снежный пламень и не гас.
Чубек, рыбак, любимец Енисея,
      Их три – Чубек, тайга и Енисей.
Без слов поет Чубек, шаманно млея,
      О рыбине с жемчужиной очей.
А у жены Чубековой есть шубка,
      Не сосчитать оленьих лапок в ней.
Чубекона жена – она голубка,
      Чубек же, голубь, хан средь голубей.
Но царь послал поклон до Енисея,
      Чубек оставил чум свой и жену.
Прощай, тайга. От блесток снега млея,
      Чубек на лыжах мчится на войну.
Там далеко, где льды – хрустальным лугом,
      Где вьет пурга над Леной вой и гул.
Средь сполохов, там за полярным кругом,
      Без солнца бьет песцов якут Туртул.
Из узких глаз зрачки – как звезды ночи,
      «Поход. Война. Зовет тебя сам царь».
Якутский день – полгода, не короче,
      И ночь якута долгая, как старь.
И мысль якута – снежные туманы,
      Метель ведет напев в одну струну.
Цари якутских сказок щедры, пьяны,
      Туртул на лыжах мчится на войну.
Царицы дочь, красавицы Ангары,
      Байкала внучка, Енисей – жених,
Рекой Тунгуской все зальем пожары
      В душе тунгуса. Сны? Зальешь ли их.
Тунгус поет так тонко и певуче,
      Не различишь, не ветер ли поет.
Спит наяву. В одной все звезды куче.
      Всех любит он. Душа его как мед.
Уйби-Кута, тунгус, ребенок малый,
      «Помочь царю» он понял мысль одну,
«И вновь к невесте, в куст малины алой».
      Уйби-Кута уходит на войну.
Так всех – так всех – обманом – заманила
      В свое жерло свирепая война.
И сто племен с единым – это было,
      Но тех племен вся сказка – где она?
От леса, где мы спим, в разгуле звона.
      Мы, мертвые, среди бездушных плит,
До голубой подковы небосклона
      Зажегся вещий пламень – и горит.

12 мая 1934 г., Кламар, Сена.
Сборник «Голубая подкова» (1937).