«Лишь между скал живёт орёл свободный…» К. Бальмонт

* * *

Лишь между скал живет орел свободный,
Он должен быть свиреп и одинок.
Но почему ревнивец благородный
Убил любовь, чтоб, сократив свой срок,
Явивши миру лик страстей и стона,
Ножом убить себя? О, Дездемона!
Пусть мне о том расскажет стебелек.

A если нет, – пускай расскажет Этна!
Падет в солому искра незаметно,
Рубином заиграет огонек,
Сгорят дома, пылает вся столица,
Что строил миллион прилежных рук,
И, в зареве, все – шабаш, рдяны лица,
Тысячелетье – лишь напрасный звук,
Строительство людей – лишь тень, зарница.
Есть в Книге Книг заветная страница,
Прочти, – стрела поет, ты взял свой лук.

Убийство и любовь так близко рядом.
Хоть двое иногда десятки лет
Живут, любя, и ни единым взглядом
Не предадут – в них сторожащий – свет.
И так умрут. И где всей тайны след?

В лучисто-длинном списке тех любимых.
Которые умели целовать,
Есть Клеопатра. На ее кровать
Прилег герой, чья жизнь – в огне и в дымах
Сожженных деревень и городов.
Еще герой. Миг страсти вечно-нов.
Еще, еще. Но кто же ты – волчица?
И твой дворец – игралищный вертеп?
Кто скажет так, тот глуп, и глух, и слеп,
Коль в мире всем была когда царица,
Ей имя – Клеопатра, знак судеб,
С кем ход столетий губящих содружен.
Ей лучшая блеснула из жемчужин,
И, с милым растворив ее в вине,
Она сожгла на медленном огне
Два сердца, – в дымах нежных благовоний,
Любовник лучший, был сожжен Антоний.

Но где, в каком неистовом законе
Означено, что дьявол есть во мне?
Ведь ангела люблю я при луне,
Для ангела сплетаю маргаритки,
Для ангела стихи свиваю в свитки,
И ангела зову в моем бреду,
Когда звездой в любви пою звезду.
Но жадный я и в жадности упорен.
Неумолим. Все хищники сердец –
Во мне, во мне. Мой лик ночной повторен,
Хотя из звезд мой царственный венец.

Где нет начала, не придет конец,
Разбег двух душ неравен и неровен.
Но там, где есть разорванность сердец,
Есть молния, и в срывах струн – Бетховен.

Из цикла «Пламя мира».
Сборник «Белый зодчий» (1914). Раздел «Златые вёдра».