«Массам непонятно» В. Маяковский

«Массам непонятно»

Между писателем
                             и читателем
                                                 стоят посредники,
и вкус
          у посредника
                               самый средненький.
Этаких
           средненьких
                               из посреднической рати
тыща
         и в критиках
                             и в редакторате.
Куда бы
             мысль твоя
                                ни скакала,
этот
       все
             озирает сонно:
– Я
       человек
                    другого закала.
Помню, как сейчас,
                               в стихах
                                             у Надсона…
Рабочий
              не любит
                             строчек коротеньких.
А еще
          посредников
                              кроет Асеев.
А знаки препинания?
                                 Точка –
                                              как родинка.
Вы
     стих украшаете,
                               точки рассеяв.
Товарищ Маяковский,
                                  писали б ямбом,
двугривенный
                       на строчку
                                        прибавил вам бы. –
Расскажет
                 несколько
                                 средневековых легенд,
объяснение
                   часа на четыре затянет,
и ко всему
                 присказывает
                                       унылый интеллигент:
– Вас
           не понимают
                                рабочие и крестьяне. –
Сникает
             автор
                      от сознания вины.
А этот самый
                      критик влиятельный
крестьянина
                    видел
                              только до войны,
при покупке
                  на даче
                              ножки телятины.
А рабочих
                 и того менее –
случайно
               двух
                       во время наводнения.
Глядели
              с моста
                           на места и картины,
на разлив,
                 на плывущие льдины.
Критик
           обошел умиленно
двух представителей
                                  из десяти миллионов.
Ничего особенного –
                                   руки и груди…
Люди – как люди!
А вечером
                 за чаем
                              сидел и хвастал:
– Я вот
             знаю
                     рабочий класс-то.
Я душу
            прочел
                       за их молчанием –
ни упадка,
                ни отчаяния.
Кто может
                 читаться
                                в этаком классе?
Только Гоголь,
                        только классик.
А крестьянство?
                          Тоже.
                                   Никак не иначе.
Как сейчас, помню –
                                  весною, на даче… –
Этакие разговорчики
                                 у литераторов
                                                        у нас
часто
         заменяют
                         знание масс.
И идут
           дореволюционного образца
творения слова,
                         кисти
                                  и резца.
И в массу
                плывет
                            интеллигентский дар –
грезы,
          розы
                  и звон гитар.
Прошу
           писателей,
                            с перепугу бледных,
бросить
             высюсюкивать
                                    стихи для бедных.
Понимает
                ведущий класс
и искусство
                   не хуже вас.
Культуру
               высокую
                             в массы двигай!
Такую,
           как и прочим.
Нужна
          и понятна
                          хорошая книга –
и вам,
          и мне,
                    и крестьянам,
                                          и рабочим.

1927 г.