«Пустынник» В. Жуковский

«Веди меня, пустыни житель,
‎   Святой анахорет;
Близка желанная обитель;
‎   Приветный вижу свет.

Устал я: тьма кругом густая;
‎   Запал в глуши мой след;
Безбрежней, мнится, степь пустая,
‎   Чем дале я вперед».

«Мой сын (в ответ пустыни житель),
‎   Ты призраком прельщен:
Опасен твой путеводитель –
‎   Над бездной светит он.

Здесь чадам нищеты бездомным
‎   Отверзта дверь моя,
И скудных благ уделом скромным
‎   Делюсь от сердца я.

Войди в гостеприимну келью;
‎   Мой сын, перед тобой
И брашно с жесткою постелью
‎   И сладкий мой покой.

Есть стадо… но безвинных кровью
‎   Руки я не багрил:
Меня творец своей любовью;
‎   Щадить их научил.

Обед снимаю непорочный
‎   С пригорков и полей;
Деревья плод дают мне сочный,
‎   Питье дает ручей.

Войди ж в мой дом – забот там чужды;
‎   Нет блага в суете:
Нам малые даны здесь нужды;
‎   На малый миг и те».

Как свежая роса денницы,
‎   Был сладок сей привет;
И робкий гость, склоня зеницы,
‎   Идет за старцем вслед.

В дичи глухой, непроходимой
‎   Его таился кров –
Приют для сироты гонимой,
‎   Для странника покров.

Непышны в хижине уборы,
‎   Там бедность и покой;
И скрыпнули дверей растворы
‎   Пред мирною четой.

И старец зрит гостеприимный,
‎   Что гость его уныл,
И светлый огонек он в дымной
‎   Печурке разложил.

Плоды и зелень предлагает
‎   С приправой добрых слов;
Беседой скуку озлащает
‎   Медлительных часов.

Кружится резвый кот пред ними;
‎   В углу кричит сверчок;
Трещит меж листьями сухими
‎   Блестящий огонек.

Но молчалив, пришлец угрюмый;
‎   Печаль в его чертах;
Душа полна прискорбной думы;
‎   И слезы на глазах.

Ему пустынник отвечает
‎   Сердечною тоской.
«О юный странник, что смущает
‎   Так рано твой покой?

Иль быть убогим и бездомным
‎   Творец тебе судил?
Иль предан другом вероломным?
‎   Или вотще любил?

Увы! спокой себя: презренны
‎   Утехи благ земных;
А тот, кто плачет, их лишенный,
‎   Еще презренней их.

Приманчив дружбы взор лукавый:
‎   Но ах! как тень, вослед
Она за счастием, за славой,
‎   И прочь от хилых бед.

Любовь… любовь, Прелест игрою
‎   Отрава сладких слов,
Незрима в мире; лишь порою
‎   Живет у голубков.

Но, друг, ты робостью стыдливой
‎   Свой нежный пол открыл».
И очи странник торопливый,
‎   Краснея, опустил.

Краса сквозь легкий проникает
‎   Стыдливости покров;
Так утро тихое сияет
‎   Сквозь завес облаков.

Трепещут перси; взор склоненный;
‎   Как роза, цвет ланит…
И деву-прелесть изумленный
‎   Отшельник в госте зрит.

«Простишь ли, старец, дерзновенье,
‎   Что робкою стопой
Вошла в твое уединенье,
‎   Где бог один с тобой?

Любовь надежд моих губитель,
‎   Моих виновник бед;
Ищу покоя, но мучитель
‎   Тоска за мною вслед.

Отец мой знатностию, славой
‎   И пышностью гремел;
Я дней его была забавой;
‎   Он все во мне имел.

И рыцари стеклись толпою:
‎   Мне предлагали в дар
Те чистый, сходный с их душою,
‎   А те притворный жар.

И каждый лестью вероломной
‎   Привлечь меня мечтал…
Но в их толпе Эдвин был скромный;
‎   Эдвин, любя, молчал.

Ему с смиренной нищетою
‎   Судьба одно дала:
Пленять высокою душою;
‎   И та моей была.

Роса на розе, цвет душистый
‎   Фиалки полевой
Едва сравниться могут с чистой
‎   Эдвиновой душой.

Но цвет с небесною росою
‎   Живут единый миг:
Он одарен был их красою,
‎   Я легкостию их.

Я гордой, хладною казалась;
‎   Но мил он втайне был;
Увы! любя, я восхищалась,
‎   Когда он слезы лил.

Несчастный! он не снес презренья;
‎   В пустыню он помчал
Свою любовь, свои мученья –
‎   И там в слезах увял.

Но я виновна; мне страданье;
‎   Мне увядать в слезах;
Мне будь пустыня та изгнанье,
‎   Где скрыт Эдвинов прах.

Над тихою его могилой
‎   Конец свой встречу я –
И приношеньем тени милой
‎   Пусть будет жизнь моя».

«Мальвина!» – старец восклицает,
‎   И пал к ее ногам…
О чудо! их Эдвин лобзает;
‎   Эдвин пред нею сам.

«Друг незабвенный, друг единый!
‎   Опять, навек я твой!
Полна душа моя Мальвиной –
‎   И здесь дышал тобой.

Забудь о прошлом; нет разлуки;
‎   Сам бог вещает нам:
Всё в жизни, радости и муки,
‎   Отныне пополам.

Ах! будь и самый час кончины
‎   Для двух сердец один:
Да с милой жизнию Мальвины
‎   Угаснет и Эдвин».

июнь(?) 1812 г.

Перевод баллады Гольдемита. Название в оригинале: «The Hermit».