«Заветная рифма» К. Бальмонт

Не Пушкин, за ямбами певший хореи,
      Легчайший стиха образец,
Не Фет, иссекавший в напевах камеи,
      Усладу пронзенных сердец,
Не Тютчев, понявший созвучия шума,
      Что Хаос родит по ночам,
Не Лермонтов – весь многозвездная дума,
      Порыв, обращенный к мечам,
Не тот многомудрый, в словах меткострельный,
      Кем был Баратынский для нас, –
Меня научили науке свирельной,
      Гранили мой светлый алмаз.
Хореи и ямбы с их звуком коротким
      Я слышал в журчаньи ручьев,
И голубь своим воркованием кротким
      Учил меня музыке слов.
Качаясь под ветром, как в пляске, как в страхе,
      Плакучие ветви берез
Мне дали певучий размер амфибрахий, –
      В нем вальс улетающих грез.
И дактиль я в звоне ловил колокольном,
      И в марше солдат – анапест.
Напевный мой опыт был с детства невольным,
      Как неясность на лике невест.
В саду, где светили бессмертные зори
      Счастливых младенческих дней,
От липы до липы, в обветренном хоре,
      Качались шуршанья ветвей.
Близ нивы беседовал сам я с собою,
      И видел в колосьях намек,
И рифмою чудился мне голубою
      Среди желтизны василек.
В горячем июле, в пробегах безгласных
      Качавших полнеба зарниц,
Читал я сказанья о странах прекрасных,
      Где райских увижу я птиц.
В звучаньи ли долгом пастушьего рога,
      В громах ли – всё звонче, светлей –
Мне слышались, снились напев и дорога, –
      И я полюбил журавлей.
Свершилось. Дорога моя беспредельна.
      Певучие – песни мои.
Хваленье, что пели вы мне колыбельно,
      В далекой деревне ручьи.
Быть может, дадутся другому удачи
      Полней и светлей, чем моя.
Но мир облетел я. И как же иначе
      Крылатым ответил бы я?
Я видел всю Землю от края до края.
      Но сердцу всех сказок милей,
Как в детстве, та рифма моя голубая
      Широкошумящих полей.