«Для Мессии» В. Ходасевич
I
Новый дом у Иордана,
В нем кузнец – и неустанно
Он мехами дышет.
Быстро в пламя дует он;
Пах-пах, пах-пах! – дует он, –
Пламя вечно пышет.
И железо, раскалясь,
Точно кровью наливаясь,
С присвистом пылает.
По железу молот бьет:
Бум-бум, бум-бум! – молот бьет,
Тянет и пластает.
Бей, кузнец! Пусть искры блещут,
Из-под молота пусть плещут
Струи огневые!
Пусть взлетает искра ввысь, –
Фук-фук, фук-фук! – искра ввысь, –
Вслед за ней другие.
Что куешь, кузнец суровый?
– Превращаю я в подковы
Полосы тугие.
Да, в подковы, для него, –
Радость! радость! – для него,
Для коня Мессии.II
Дом ткача у Иордана.
Ткач основу непрестанно
Прочную мотает.
Веретенцем он стучит, –
Тук-тук, тук-тук! – он стучит,
Пряжа прибывает.
Нити вьются из навоя,
Сочетаясь вдвое, втрое,
Все ровней, все глаже.
Ткач проворно бьет по ним,
Чик-чик, чик-чик! – бьет по ним,
По бегущей пряже.
А челнок его, играя,
Быстрой молнией сверкая,
Ходит, ходит, ходит.
Взад-вперед и взад-вперед, –
Паф-паф, паф-паф, – взад-вперед, –
Мастер глаз не сводит.
Ткач проворный, быстроокий,
Что готовишь? – Плащ широкий,
Ризы дорогие.
Облечется в них он сам, –
Радость! радость! – сам он, сам,
Царь царей – Мессия.III
Между смокв у Иордана
Вышивальщик утром рано
Вышивает в пяльцах.
По холсту снует игла, –
Шей, шей, шей! – снует игла
В изощренных пальцах.
Возле ткани он суконной
Нашивает шнур виссонный,
Пурпур горделивый.
Подобрать умеет он, –
Так, так, так! – умеет он
Все в узор красивый.
Там гирлянды запестрили,
Там букеты белых лилий,
Пестрые бобы там…
Все цветы бросает он, –
Чик-чик-чик! – бросает он
На холсте расшитом.
Чем ты занят, быстровзорный?
– Я сшиваю в стяг узорный
Ткани дорогие.
А под стягом станет он, –
Радость! радость! – станет он,
Царь царей – Мессия.IV
В вышнем небе херувимы,
Молчаливы и незримы,
Труд святой подъяли.
Перед Господом они –
Радость! радость! – все они
Всемером предстали.
Все, что свято и блаженно,
Непостижно, совершенно,
Чисто и прекрасно –
Ими взято нынче все,
Радость! радость! – взято все, –
Что светло и ясно.
Сожаленье, состраданье,
Все безмолвное терзанье
Херувимы взяли.
Все, в чем милость и любовь, –
Радость! радость! – всю любовь
Вместе сочетали.
В чем же труд ваш, херувимы?
– Все запасы припасли мы
И творим, благие,
Душу, душу для него, –
Радость! радость! – для него,
Для царя-Мессии!
Но беда нам, но беда нам!
Все давно над Иорданом
От трудов почили.
Запоздали только мы, –
Горе! горе! – только мы
Труд не довершили.
Видно, мало мы собрали
Для святой души печали,
Горнего эфира…
Видно, взяли мало мы –
Горе! горе! – мало мы
Взяли их из мира!
Из того, что в нем блаженно,
Непостижно, совершенно,
Чисто и прекрасно, –
Видно, взяли мы не все –
Горе! Горе нам! – не все,
Что светло и ясно!..
И подняли херувимы
Стоны скорби, плач незримый,
Вопли неземные, –
И доныне в мире нет –
Горе! горе! – в мире нет,
Нет души Мессии.
Из Давида Фришмана (1864–1922).
Сборник «Из еврейских поэтов» (1922).