«Графине С. А. Самойловой» В. Жуковский

Графиня, признаюсь, большой беды в том нет,
  Что я, ваш павловский поэт,
  На взморье с вами не катался,
  А скромно в Колпине спасался
От искушения той прелести живой,
  Которою непобедимо
Пленил бы душу мне вечернею порой
  И вместе с вами зримый,
  Под очарованной луной,
  Безмолвный берег Монплезира!
Воскреснула б моя покинутая лира…
  Но что бы сделалось с душой?
Не знаю! Да и рад, признаться, что не знаю!
И без опасности все то воображаю,
Что так прекрасно мне описано от вас:
Как полная луна, в величественный час
  Всемирного успокоенья,
Над спящею морской равниною взошла
  И в тихом блеске потекла
Среди священного небес уединенья;
С какою прелестью по дремлющим брегам
  Со тьмою свет ее мешался,
Как он сквозь ветви лип на землю пробирался
И ярко в темноте светился на корнях;
  Как вы на камнях над водою
Сидели, трепетный подслушивая шум
Волны, дробимыя пред вашею ногою,
  И как толпы крылатых дум
Летали в этот час над вашей головою…
Все это вижу я и видеть не боюсь,
  И даже в шлюпку к вам сажусь
  Неустрашимою мечтою!
И мой беспечно взор летает по волнам!
Любуюсь, как они кругом руля играют;
Как прядают лучи по зыбким их верхам;
Как звучно веслами гребцы их расшибают;
Как брызги легкие взлетают жемчугом
И, в воздухе блеснув, в паденье угасают!..
  О мой приютный уголок!
Сей прелестью в тебе я мирно усладился!
Меня мой Гений спас. Графиня, страшный рок
  Неизбежимо бы со мною совершился
В тот час, как изменил неверный вам платок.
  Забыв себя, за ним я бросился б в пучину
И утонул. И что ж? теперь бы ваш певец
Пугал на дне морском балладами Ундину,
  И сонный дядя Студенец,
Склонивши голову на влажную подушку,
  Зевал бы, слушая Старушку!
Платок, спасенный мной в подводной глубине,
Надводных прелестей не заменил бы мне!
Пускай бы всякий час я мог им любоваться,
Но все бы о земле грустил исподтишка!
Платок ваш очень мил, но сами вы, признаться,
  Милее вашего платка.
Но только ль?.. Может быть, подводные народы
(Которые, в своей студеной глубине
Не зная перемен роскошныя природы,
В однообразии, во скуке и во сне
  Туманные проводят годы),
В моих руках увидя ваш платок,
Со всех сторон столпились бы в кружок,
И стали б моему сокровищу дивиться,
И верно б вздумали сокровище отнять!
А я?.. Чтоб хитростью от силы защититься,
Чтоб шуткой чудаков чешуйчатых занять,
Я вызвал бы их всех играть со мною в жмурки,
Да самому себе глаза б и завязал!
Такой бы выдумкой платок я удержал,
Зато бы все моря мой вызов взбунтовал!
Плыло бы все ко мне: из темныя конурки
Морской бы вышел рак, кобенясь на клешнях;
Явился бы и кит с огромными усами,
И нильский крокодил в узорных чешуях,
И выдра, и мокой, сверкающий зубами,
И каракатицы, и устрицы с сельдями,
  Короче – весь морской содом!
И начали б они кругом меня резвиться,
И щекотать меня, кто зубом, кто хвостом,
А я (чтобы с моим сокровищем-платком
  На миг один не разлучиться,
Чтоб не досталось мне глаза им завязать
Ни каракатице, ни раку, ни мокою)
Для вида только бы на них махал рукою,
И не ловил бы их, а только что пугал!
Итак – теперь легко дойти до заключенья –
  Я в жмурки бы играл
  До светопреставленья;
И разве только в час всех мертвых воскресенья,
Платок сорвавши с глаз, воскликнул бы: поймал!
Ужасный жребий сей поэта миновал!
Платок ваш странствует по царству Аквилона,
Но знайте, для него не страшен Аквилон, –
И сух и невредим на влаге будет он!
Самим известно вам, поэта Ариона
Услужливый дельфин донес до берегов,
Хотя грозилася на жизнь певца пучина!
И нынче внук того чудесного дельфина
Лелеет на спине красу земных платков!
   Пусть буря бездны колыхает.
Пусть рушит корабли и рвет их паруса,
Вокруг него ее свирепость утихает
И на него из туч сияют небеса
   Благотворящей теплотою;
Он скоро пышный Бельт покинет за собою,
И скоро донесут покорные валы
Его до тех краев, где треснули скалы
Перед могущею десницей Геркулеса,
Минует он брега старинного Гадеса,
И – слушайте ж теперь, к чему назначил рок
  Непостоянный ваш платок! –
Благочестивая красавица принцесса,
  Купаяся на взморье в летний жар,
  Его увидит, им пленится,
И ношу милую поднесть прекрасной в дар
Дельфин услужливый в минуту согласится.
Но здесь неясное пред нами объяснится.
   Натуралист Бомар
В ученом словаре ученых уверяет,
  Что никогда дельфинов не бывает
  У петергофских берегов
И что поэтому потерянных платков
Никак не может там ловить спина дельфина!
  И это в самом деле так!
Но знайте: наш дельфин ведь не дельфин – башмак!
Тот самый, что в Москве графиня Катерина
Петровна вздумала так важно утопить
  При мне в большой придворной луже!
Но что же? От того дельфин совсем не хуже,
Что счастие имел он башмаком служить
Ее сиятельству и что угодно было
Так жестоко́ играть ей жизнью башмака!
Предназначение судьбы его хранило!
Башмак дельфином стал для вашего платка!
Воротимся ж к платку. Вы слышали, принцесса,
  Красавица, у берегов Гадеса
  Купаяся на взморье в летний жар,
  Его получит от дельфина;
Красавицу с платком умчит в Алжир корсар;
Продаст ее паше; паша назначит в дар
  Для императорова сына!
Сын императоров – не варвар, а герой,
Душой Малек-Адель, учтивей Солимана;
Принцесса же умом другая Роксолана
И точь-в-точь милая Матильда красотой!
Не трудно угадать, чем это все решится!
  Принцессой деев сын пленится;
Принцесса в знак любви отдаст ему платок;
Руки ж ему отдать она не согласится,
Пока не будет им отвергнут лжепророк,
   Пока он не крестится,
Не снимет с христиан невольничьих цепей
   И не предстанет ей
  Геройской славой озаренный.
Алжирец храбрый наш терять не станет слов:
   Он вмиг на все готов –
Крестился, иго снял невольничьих оков
С несчастных христиан и крикнул клич военный!
Платок красавицы, ко древку пригвожденный,
Стал гордым знаменем, предшествующим в бой,
И Африка зажглась священною войной!
Египет, Фец, Марок, Стамбул, страны Востока –
Все завоевано крестившимся вождем,
И пала пред его карающим мечом
   Империя пророка!
Свершив со славою святой любви завет,
Низринув алтари безумия во пламя
И богу покорив весь мусульманский свет,
Спешит герой принесть торжественное знамя,
То есть платок, к ногам красавицы своей…
  Не трудно угадать развязку:
Перевенчаются, велят созвать гостей;
   Подымут пляску;
   И счастливой чете
   Воскликнут: многи лета!
А наш платок? Платок давно уж в высоте!
Взлетел на небеса и сделался комета,
Первостепенная меж всех других комет!
Ее влияние преобразует свет!
   Настанут нам другие
  Благословенны времена!
И будет на земле навек воцарена
Премудрость – а сказать по-гречески: София!

28–29 июня 1819 г.