«Странник» А. Майков

Посвящается Ф. И. Тютчеву

Действующие лица

Гриша, двадцати лет.
Странник, сорока пяти лет.
Нищий.

Странноприимная келья при купеческом раскольничьем доме, на фабрике, близ большого села. В келье стол, лавки, образа старого письма, лампадка.

Гриша

(один стоит в раздумьи)

Как он войдет, то прямо объявлюся:
«Аз грешный, мол, во тьме заблудший, свету
Желающий!.. Отверзи мне источник
Премудрости твоей, бо алчу, отче,
Я твоего учительского слова…»
Так и скажу ему, как затвердил!
А тут пока прибраться…

(Оглядывает келью.)

                               Ишь, подушку
Откинул он и положил поленце…
Голубчик! Снял ведь и соломку с лавки!
Пошел с своей посудинкой на речку…
Вот с лишком две недели: всю-то ночь
На правиле стоит, а днем читает…
И как себя-то соблюдает строго!
Раз отдохнуть прилег: вдруг едет тройка,
Да с песнями, – и кинулся молиться
Да час иль два поклоны клал земные…
то, если б знал он, что я тут же, подле,
Из каморы своей смотрю всё в щелку?
Что ж! разве я то делаю для худа?
Томлюся я, что Даниил во рву…
Горе всечасно обращаю очи –
Не явится ль господень светлый ангел!
Да нет, не сходит!..

(Поправляет лампадку на полке, где видит книги.)

                           Вот книги-то его!..
Евфимиев Цветник… Да нетто он
Из бегунов?.. А это Аввакума
Послания… Как ведь писал, страдалец!
(Открывает книгу и читает.)
«У греков такожде пропала вера.
С поганым турком потурчали; пьют
Табак, приходят в церковь в шапках; жены
Того скверней – им церковь яко место
Соблазна: груди голы, очи дерзки.
Сам патриарх браду обрил и с турком
Ест рафленых курей с едина блюда.
Нет, русачки мои не таковы!
В огонь скорее, миленьдае, внидут,
А благоверия не предадут».
Воистину сказал: «Не предадут!»

(Перевертывает несколько страниц и читает.)

«К тебе, о царь, пред смертью из темницы
Я, как из гроба, ныне вопию:
Опомнися! Покайся!.. Изболело
Мое всё сердце по тебе, царю!
О душеньке своей попомни, милый!
Слукавили лгуны перед тобою!
Какие ж мы еретики, помысли!
Порушили ль мы где уставы церкви?
Вели престать нас звать бунтовщиками:
Мы пред твоим величеством, голубчик,
Ниже в малейшем не повинны! Токмо
Что о душе печемся, бога ради…»

Слыша шаги, Поспешно кладет книгу на место и становится к стене. Входит Странник, несет бурак с водою; проходит мимо Гриши, не замечая его и продолжая богомыслие.

Странник

Из глубины паденья моего,
О господи, к тебе взываю, грешный!
Вонми моим рыданиям и призри
С высот твоих, есмь немощен и шаток,
И дух мой, аки вал морской, всечасно
То в небеса пред светлый лик твой рвется,
То падает во ад кромешный паки!..

(Ставит бурак на стол, достает медный складень и готовится стать на правило.)

Гриша

(робко подходя к нему)

Не прогневись, благоутробный отче:
Аз грешный… аз, учительского слова
Из уст твоих желающий услышать…

Странник

Ох, что ты, сыне?.. Мне ль учительское слово
Кому держать! И сам бы поучился
От мудрого! Сам возлюбил бы плеть
Духовную от праведного мужа!

Гриша

Позволь с тобой на правило мне стать!

Странник

Нельзя!

Гриша

          Я тоже старой веры, отче!

Странник

Что ж старой? Все вы нынче – пестряки!

(Садится.)

Да! благодать давно взята на небо!
Вселенная пуста, и стадо верных
День ото дня в миру оскудевает!..
Ты грамотный?

Гриша

                   Почитываю книги,
Да одному не всё-то в них понятно!
У нас народ на фабрике всё буйный
И токмо что рекутся староверы.
Вот иногда у постояльцев спросишь, –
Да знающих не много между ними.

Странник

Коль грамотен еси, то прочитал ли
И помнишь ли, что писано о верных?

(Читает наизусть.)

Егда Христос приидет паки в мир,
Обрящет ли свою он веру чисту?
Он приидет в великие хоромы
С златым шатром, с подзоры и убрусы;
Покои ж багрецом наряжены;
И в тех покоях восседят мужи,
Во ферязях, сырцом и златом шитых;
А на столе и лебедь, и журавль,
И сахары, и всякое печенье,
И, жемчугом унизаны, подносят
Вина им в сребряных сосудах жены,
И поклоняются им, и лобзают,
Греховной срамоты не убояся,
Усты в уста. Он скажет: «Блудодеи
Вси суть они, и не мои суть овцы!»
Он приидет к властям, к архиереям;
Узрит: един с блистанием на митре
И злата, и жемчужных херувимов,
И бархатом на мантии кичася,
На башмаках же крест Христов имея,
Чтоб скверными топтать его ногами;
И вкруг синклит его, попы и мнихи,
И римские певцы, партесным пеньем
Не божью, а его поющи славу;
И все думцы его в парчах и камнях,
Окрест его седяще полукругом;
И купно всем собором измышляют
Погибель христианству, наказуя
По всей стране противящихся им
Во срубах жечь, и вешать на крюки,
И зарывать живых по перси в землю;
Он скажет: «Се не пастыри, а волки!»
В пустынях лишь, в лесу, забегших в горы
Найдет подвижников: им же молитва –
Кормленье, слезы – утоленье жажды,
И беса посрамление – веселье,
Гонение – сговор, а смерть – невеста…
И скажет он: «Со мною вы пребысте,
И с вами аз, отныне и вовеки».

Гриша

(в умиленьи)

Ты наизусть святые книги знаешь!
Вот всю бы ночь, кажись, тебя прослушал!

Странник

Великий змий вселенную обвил
И царствует… Про змия-то читаем:
«И было зримо, како по ночам
Сей змий, уста червлены, брюхо пестро,
Ко храмине царевой подползал,
И царское оконце отворялось,
Царь у окна сидел, а змий, вздымаясь
По лестнице клубами, подымался
Вверх до окна и голову свою
Великому царю клал на плечо.
(И так он был огромен, что лежал
По лестнице всем туловищем темным,
А хвост еще из патриаршей сени
Не вылезал.) И так, к цареву уху
Припав, шептал он лестные слова:
«Не слушай честных старцев, о царю!
И старых книг, владыко, боронися!
Бо тесноты они тебе хотят!
А полюби, царь, Никоновы книги:
В них обретешь пространное житье,
И по средам и пятницам всеястье,
И телесам твоим во услажденье
Все радости мирские и утехи».

Гриша

Про змия, отче, я читал и знаю.
Исшел из ада он и днем являлся
Под видом Никона лжепатриарха,
А ночью принимал опять вид змия.
Про Никона написано еще:
Его видали, как в златой палате
От многих он бесов был почитаем.
Они его садили на престол,
Венчали, как царя, и лобызали,
И кланялись ему, и говорили:
«Ты больший брат наш и любезный друг
И нам поможешь крест Христов сломити».
Но это всё стоит про никоньянцев,
И в их-то веру змий пустил свой яд.

Странник

Во все! во все… От змея народились
Змееныши; чуть вылезли из яиц –
И выросли, и стали жрать друг друга,
И своего отца грызут, – и все
В единый клуб свились, дышащи злобой
И лютости огнем распалены.
В писании стоит ведь явно: «Внидут
В селенья, праведных и сластолюбцы,
И блудники, и тати, аще добрым
Очистятся постом и покаяньем,
Но в оное не внидет ни богатый,
Ни еретик». А ваш Андрей Денисов
Что сотворил? Когда явился Петр,
То был уж сам антихрист во плоти:
Одел себя и весь свой полк звериный
В немецкие кафтаны и по царству:
Их разослал ниспровергать законы
Отечески и свой регламент ставить;
И позавел он разделенье в людях,
И свар, и бой, и брань междуусобну;
И вывез клеймы он из римских стран,
И стал клеймить везде себе людей;
А на кого уж то клеймо легло –
Так на весь род пойдет: и отрекутся
Отеческих святынь, преданий, даже
Гробов отцов, и будут что чужие!
Ужасно есть сие помыслить токмо!
Пойдут дружить со всяким вражьим духом,
Против всего, что сотворили древле
Великие цари, митрополиты
Московские Иона, Алексей, –
Их же трудами собрана земля
Российская и их цвела нарядом.
А славный ваш Андрей Денисов с оным
Антихристом, еже Петр Первый есть,
Хлеб-соль водил, копал ему руду
На цепи и с важнейшими его
Персонами братался; блудно жил,
Да блудно так и помер: девка,
Ишь, приворотным зельем опоила!
Он всю-то жизнь антихристу работал,
В империи торги-то разводя.
С него вот и пошли купцы-тузы:
Первейшие в Москве – всё их хоромы!
В хоромах-то картины и статуи
Поганские; как бал-то зададут,
По окнам-то не стекла – зеркала;
Зажгут такие белые шары,
Что солнца светят! Пляс и музыканты!
Перед крыльцом-то конная всё стража!
Карет, карет-то! Всё князья да графы
И всех наук бесовских хитрецы!
Вот, брат, цветы какие распустились
Из семени Андреева! Ликуют,
А вас-то, дурней, держат в кабале,
Иконами да лестовкой морочат!
Я побывал и у Таганья Рога,
На Иргизе, и в Керженце, на Выге,
И в Питере, Москве, в Казани, Ржеве:
Везде одно! Обоз идет: ан чей?
Чьи там плоты реку загородили?
Чьи баржи тянут огненною силой,
Да караван за караваном? Сало,
Пенька ли, хлеб – спроси ты только, чьи?
А пристани по городам, буяны?
А в Нижнем кто ворочает делами?
Всё веры древлия благочестивцы,
И всем-то им заводчик – ваш Андрей!
А на кого трудятся? Нешто богу?
Антихрист-то им нешто враг? Поди-ко,
Царю листы какие восписуют:
«Все за тебя, мол, животы положим!»
Вот каково! И погоди маленько,
Как уж совсем гоненье поутихнет
Да потесней спознаются друг с другом,
Да льгот дадут, – всем миром под большие
Колокола пойдете и с попами
Все в голос запоете! Тако будет!
Поширь вам только!

(Опускает голову и задумывается.)

                          Деньги, сыне, деньги!
Погибель вся от них! Они и есть
Мошна в сети, в которую, что рыбу,
Вас дьяволы шестами загоняют,
А вервия другие бесы тянут
Ко брегу, он же ад, а сатана
В аду-то у окна сидит и рад,
Что тяжело идет треклятый невод,
Что бесы-то потеют и пыхтят
От бремени!

Гриша

                Ужель нельзя спастися?

Странник

Здесь, в мире? Нет! Но милосердьем божьим
Спасенья путь оставлен узкий, токмо
Немногие идут по нем.

Гриша

                              Кто грешен,
Тот уж ступить на оный путь не может?

Странник

А ты на совести имеешь грех
Особенный?

Гриша

               Имею грех великий!
Так и лежит на сердце… так и мучит…
Ах, отче, я великий грешник!

Странник

                                       Если
Доверие имеешь, то откройся!
Пооблегчит.

Гриша

                 Я знаю, полегчало б!
И это в мыслях я имел… Вот видишь…
Я расскажу тебе уж всё, как было…
К божественному был я склонен смлада.
И как был взят в привратники сюда,
От странников был в вере наставляем
По древнему закону. Только странник
Ведь поживет, да и уйдет потом.
А сколько их притом непутных бродит!..
И соблюдать себя я начал строго;
Кремнями, стеклами постель усыпал,
От всяких яств отстал, питался быльем,
Во дни же постные совсем не ел.
Тут надо мной кругом смеяться стали,
И я возмнил, что есмь един безгрешен,
И смех их был мне в сладость… Начал
Уж помышлять, что сам меня нечистый
Не победит. «Не одолеешь, бесе!» –
Твержу, а он зовет на вечерницу:
«Там власть свою яви ты надо мною –
И поклонюсь тебе…» Я и пошел…

Странник

Пошел? Ну, что ж?

Гриша

                         И… одолел лукавый…

Странник

Ну, как же он к тебе там подступился?
Во образе жены?

Гриша

                       Нет, уж уволь!
Что говорить!..

Странник

                    Стыдение имеешь.

(Подумав.)

Ох, сыне, сыне! Растлена земля
Людьми уже на тридцать сажен вниз!
И к господу всечасно вопиет,
Да попалит огнем ее господь
И от грехов и всяких скверн очистит!
Твой грех не есть еще великий грех…
Грехи бывают, сыне, потягчае…
Примером – кровь, непутное житье
С разбойники, и тати, и блудницы…
Но ты сего еще не разумеешь,
И дай господь не разуметь вовеки!
С людьми толчешься – что по рынку ходишь:
Шум, гам! Купцы те за полы хватают
И в лавки тащат, и товар свой суют:
«Купи, купи, почтенный! Вовсе даром!..»
Ты и берешь, и невдомек, что эти
Купцы-то – переряженные бесы,
Товары – смертные грехи, а платишь
За них душой, оно и выйдет даром,
Она бо есть невидима, душа-то!..
Ох, миленький! В пустыньку б бог сподобил
Укрытися! Там райское-то есть
Веселие! Поют тебе там пташки!
Пустынька вся нарядится цветами!
Студен ручей с горы крутой падет…
Сиди над ним!.. А круг – густые ели…
Олень аль прочий зверь придет напиться…
И пташка тут на камешек же сядет
И крылушки полощет… Так-то любо!
И так душа исполнится твоя
Величием господним… и восплачет
Умильными и тихими слезами…
Вот там помолишься!.. Да, брат Григорий,
Велико дело есть пустыня!

Гриша

                                    Отче,
А как же там зимой-то жить?

Странник

                                        А славно!
Сидишь ты словно в светозарном царстве,
Как зорьки-то играют на снегу…

Гриша

Ты, может, отче, и живешь в пустыне
И ради неких нужд исшел?

Странник

                                    Живал…
Да токмо гладом нудим был изыти.
Не одолел плотского человека,
И плоть еще не омерзила вдосталь;
А может, бог назначил и страданье,
И муки претерпеть мне, чтобы душу
Очувствовать… Но я умру в пустыне!
Святые тоже ведь не все родились
Во святости… Зато потом, смотри,
Какое житие прешли, смывая
С души своей греховные-то пятна!
В огне молитвы душу, яко в горне
Заржавое железо, распаляли
И правилом духовным, яко млатом,
Ее сгибали, да приемлет вид,
Какой ей дан был в помысле творца
И искривлен потом житейской нужей.
Прочти вот о святых мужах о наших.

(Достает книгу, перевертывает листы и дает Грише.)

Вот об отце Савватии стоит.

Гриша

(читает)

«И бысть еще сожжен отец Савватий,
В писании искусен, просветлен
Безмолвием. Когда молился он,
То был ли шум, смятенье ль между братии –
Ни душу к ним, ни ухо, ни глаза
Не обращал, но, в бозе пребывая,
Стоял что столп недвижим, в небеса
Молитвенной цевницей ударяя…»

Странник

(берет у него книгу и перевертывает несколько страниц)

А вот еще о Гурии читай.

Гриша

(читает)

«А также от земного бытия
И Гурий отошел. Блаженством жития
Был чуден: день и ночь молитвословил
И правила келейного вперед
На тридцать лет начел и наготовил.
Жил в бозе он, и егда нощь придет,
И егда день. И оттого блистала
Душа его премудростью творца,
Как солнцем озаренное зерцало».

Странник

(берет книгу)

Вот, сыне, свет, на оный и грядем!

Гриша

Так, отче… да!.. Но как же к сим мужам
Приблизиться? Они ведь, яко звезды,
Над нами в высоте небес сияют!

Странник

А от земли пошли!

Гриша

                         Что ж надо делать?

Странник

А что они творили? Под начало
Сперва к мужам достойным поступали
И, приобыкнув волю их творить,
Уж господу потом трудились сами.

Гриша

Возьми меня на послушанье, отче…

Странник

(как бы в испуге)

Ох, что ты! что ты! бог тебя храни!
И не моли! об этом и не мысли!
Я не гожусь!.. Наставника б обоим
Жестокого найти нам и в пустыню
Укрыться – да!

Гриша

                    Да отчего же, отче?

Странник

Не говори об этом… Ты не знаешь.

Гриша

Аль чем тебя я прогневил?

Странник

                                    Молчи!
Не человек есмь – скот, и хуже, хуже!

Слышен стук в окно.

Голос нищего

(нараспев)

Мы здесь ни града, ни села не знаем!
Подайте милостыньку, христиане!

Гриша отворяет окно.

Странник

(вздрогнув)

Вот адовы-то цепи!

Гриша

                          Это нищий.
Я сбегаю за хлебом к пекарям.

(Уходит.)

Странник

(оглядываясь и подходя к окну, сурово)

Чего пришел?

Нищий

(высовывая голову в окно)

                  А что ты, черт, пропал?
Ведь две недели! От артели послан,
Чего ж валандаться? Аль уж попался,
Мы думали, – да Фенька угадала:
Уж человек такой непостоянный –
Там, мол, сидит, наверно замолился,
Вздыхает по пустыне.

Странник

                             И в пустыню б
Ушел – то вам какое дело?

Нищий

                                     Волки
Не мы, брат, нет! В артель не примут! Так-то
В пустыне жить – живот сведет. Да полно!
Кончай скорее да иди в Акулькин
Кабак. Уж встречу приготовим. Разом
Отдохнешь от поста-то… Вольный воздух,
Веселые головушки!.. Слышь, Фенька
Ругается: «Иди, мол, беспременно,
Да не пустой. Гулять хочу с ним», – баит;
Не то, смотри, гулять пойдет с Отпетым.

Странник

(глухо)

А что тебе за дело, с кем гуляет?

Нищий

Да мне-то что? Ты зарычишь, не я.

Странник

Я зарычу?.. Как я-то зарычу –
Все у меня оглохнете вы, сволочь!
Анафемы! Да что вы, слать приказы
Мне вздумали?.. Мне токмо бог закон!
Сам сатана не может надо мною
Возобладать! Уж думает, что держит,
Уж поборол, уж ухватил за горло
И говорит мне: «Отрекися бога» –
И не отрекся я!.. А вы? Да с вами
Когда я по земле иду, так лесу
Стоячего и облака я выше
Ходячего!.. И что хочу творю!
Хочу – у вас живу, хочу – уйду;
А восхощу мучений, сам явлюсь
К мучителям, и буду я спасен
Чрез муки добровольные… А вы,
Кроты, в норах живущие, вы, черви,
Во ад попадаете все, как сор,
Что баба выметает за порог!

Нищий

Ну, полно, дядя, больно осерчал!

Странник

Проваливай!

(Отходя.)

                «Гулять хочу с ним…» Аспид!
Иродиада! Вздумала пугать!
Ну, нет! Еще постой, ты мне, голубка,
Поклонишься, мне руки целовать,
Ехидна, будешь!.. Знаю вас я!..

Входит Гриша, подает нищему хлеба.

Гриша

(в окно)

                                         Может,
Поотдохнуть ты, дяденька, желаешь?

Нищий

Нет, родненький, спасибо! Тут дорога
Большая. Побреду. Господь с тобою!

Гриша

(затворяет окно)

Что ж, отче? Не возьмешь на послушанье?

Странник

(глядя пристально на Гришу)

Возьму.

Гриша

           Ах, отче, то есть вот как буду
Служить тебе!

Странник

(в сторону)

                   Антихристова челядь!

Гриша

Когда же мы пойдем?

Странник

                            Когда пойдем…
Да ты тут у хозяйки как живешь?
Ты по дому ей нужен?.. И она
Тебе во всем ведь верит!.. Ты и ночью
В моленной поправлять лампадки ходишь?

Гриша

Хожу.

Странник

       А там и сундуки стоят,
И деньги в особливом сундуке?

Гриша

И деньги.

Странник

           Так. И невелик сундук?

Гриша

Да, невелик.

Странник

                Спохватится, и станут
Искать тебя.

Гриша

                Да я ж уйду не тайно.

Странник

(запальчиво)

А я б тебе сказал: пойдем сейчас!
Не знаешь, что такое послушанье?
Ты должен всё оставить и идти.
Наставник – голова, а ты – рука!
Сказала голова, рука и делай!
А ладно ли, не ладно ли веленье –
Не разбирай! Иди себе и делай!

Гриша

Всё знаю, отче! Всё, как есть, исполню!

Странник

А если ты окажешь противленье?

Гриша

Зачем же противленье? Буду вечно
Как раб твой.

Странник

                  Ну, смотри, завет свой помни!
Приемлю тя под длань свою.

Гриша становится на колени, Странник кладет ему руку на голову.

                                    Помилуй
Нас, господи Исусе, сыне божий!

Гриша

(целуя его руку)

                                             Аминь!

(Встает.)

Ух! словно отлегло от сердца!

Странник

(пройдясь по комнате и обращаясь с важным видом)

Так вот же, чадо, вот тебе теперь
И первое веленье: пой мне песню
Бесовскую!

Гриша

(в изумлении)

                Бесовскую петь песню?

Странник

Пой песню – ну, хоть «Дядя Селифан»!
Пой и пляши!

Гриша

(тревожно)

                 Да что ты, отче, как же?
Всё говорил такое… а теперь…

(Смотрит пристально на странника и в ужасе отступает.)

А если он не человек!.. а тоже,
Как и тогда… такое ж наважденье
От дьявола… как запою – и схватит.
И унесет!..

(Хватаясь за голову, и жмурясь, и пятясь, кричит.)

              Отыди в место пусто,
Безводно! Князь бесовский! Запрещаю
Тебе крестом! Исчезни!.. Сгинь!.. Исчезни!..

(В бессилии опускается на скамью.)

Странник

(смеясь с укоризной)

Не выдержал и первого искуса!

(Подходя к нему.)

Да что ты, сыне, ты совсем сомлел?..

(В испуге отходя от него на авансцену.)

Аль чистая душа его-то чует
Другого господина моего…
Не поборол! Острожное исчадье!
Непостоянный, аки лист древесный!
Отыди! Сгинь! Заклятие младенца
Не повернуло всё нутро твое?
Отыди, зверь, во дебри и вертепы!..
Там обрасти струпьем и волосами,
Чтоб в ужасе и зверь и человек
Тебя бежал…

(Падает на колени.)

               О господи! спаси!
И вся мирская злая – яко бурю
На озере Генисаретском словом
Утишил – укроти в душе моей!
Да с миром из сего изыду дому!

(К Грише.)

Очнися, сыне! что ты? бог с тобою!
Садись со мной, и облегчит господь!

Гриша

(вырываясь от него, живо)

Я знаю, что мне делать: утоплюсь!
Так что за жизнь? Там словно свет какой,
А тут, вблизи – всё темное! Всё рои
Бесовские… кувыркаются, скачут,
По лестнице бегут передо мною,
Согнувшися, что свиньи… хари, морды…
Так жить нельзя! Уж гибнуть, так уж сразу!

Странник

Ну, полно! Не хули ты дар господень!
Против бесов молитва есть… Я тоже
Егда был млад, то вочию их видел,
И дал от них заклятие мне старец.
С гор, сказывал, Кирилловых явился…
Кирилловы-то горы знаешь?

Гриша

(рассеянно)

                                     Что там,
Какие горы!

Странник

(с негодованием)

                Эх, Григорий! мало ж
Ты просветлен! А христиане тоже!
В Ерусалим небесный, вишь, пошли,
Да в полпути, куда пошли, забыли!
Кирилловы-то горы! Даже власти,
Прослыша, знать хотели, что за горы
Чудесные, какие, мол, там старцы
Скрываются? Круг всей бродили Волги,
И двадцать раз чрез самую обитель
И мимо самых старцев проходили,
А токмо лес и видели да камень:
Бо старцы и обитель зримы токмо
Для верных. Так господь сие устроил.
Но ты сего вместить еще не можешь
И многого, иде же благодать
Господня есть и действует поныне,
Спасая, аки праведного Ноя
С семьей среди великого потопа,
Немногое число избранных верных.

Гриша

Не гневайся, а отпусти мне, отче,
Вину мою! Со мной уж было это
От беса омраченье… Вот как было;
Тому теперь недели три, сошлися
К нам странник>и, да трое, разных вер,
И спорили, и всяк хвалил свою,
Да таково ругательно и блазно!
Как улеглись, я тоже лег на одр.
И так-то у меня заныло сердце,
И мысленно я стал молиться богу:
«Дай знаменье мне, господи, какая
Перед тобой есть истинная вера?»
И не заснул – вот как теперь смотрю:
Вдруг в келью дверь тихонько отворилась,
И старичок такой лепообразный
Вошел и сел на одр ко мне, и начал
Беседовать, да ладно так и складно!
Все хороши, мол, веры перед богом;
Зрит на дела, мол, главное, господь;
А что когда, мол, знать желаешь больше,
Так приходи к соборному попу…
И как сказал он только: «Поп» – я вздрогнул,
Вскочил и крикнул: «Да воскреснет бог!»
Он и пропал – ну, видел я – во прах
Рассыпался… С тех пор и опасаюсь…

Странник

(вполне веря)

И следует. Напущено от змия.

Гриша

Что я не спал, то верно!

Странник

                                Верно, верно!

Гриша

А что же, отче, ты про старцев начал?

Странник

Про старцев?.. Да, великое то дело!..
Вот прочитай из книжицы, увидишь,
Какие это старцы, как живут…
(Достает книгу и отыскивает место.)
Единого от них тут есть посланье
Ко братии… Отсель: «А обо мне…»

Гриша

(читает)

«А обо мне вы не скорбите, братья!
Живу я в месте истинно покойном.
Живу я со отцы святыми. Мужи
Сии цветут, что финики, что крины,
Что кипарисы в тихом, злачном месте.
От уст их непрестанная исходит
К всевышнему сердечная молитва,
Что миро добровонное, что ладан,
Что сладкий дым звенящего кадила.
И, егда нощь, сия молитва зрима:
Из уст их огненным столбом восходит
Она на небеса, и всей стране
В то время свет бывает от нее,
И можно честь без свещного сиянья.
И бог сие им дал, что возлюбиша
Всем сердцем господа, и сам господь
Их возлюби; и всё дает, что просят.
А просят же они не благ житейских,
Не временных, прелестных здешних благ,
А тишины и радости духовной,
Дабы, когда судить живым и мертвым
Приидет он во славе и сияньи,
За подвиги великие им воздал
Веселием во царствии небесном».

(Останавливается и смотрит на странника в тихом изумлении.)

Ужели есть теперь такие старцы?,

Странник

Ну и куда б еще деваться им?
Ведь сказано, что будут пребывать
Незримы до пришествия Христова!

Гриша

Так… так… Ну, а молитва их и ныне
На небе огненным столбом видна?

Странник

Видать-то все видают, да не знают,
Отколь столбы.

Гриша

                    А где же это будет?

Странник

Где? И в Поморье… и на Белом море…
Там с карбаса, идя на рыбный промысл,
Видали. Паче же – на Волге, место
Над Балахной, в стране нижегородской;
Там горы-то Кирилловы и есть!
И мимо их судов проходит много.
Коль на судах народ благочестивый,
То, что врата, разверзнутся вдруг горы,
И друг за другом старцы те выходят,
И кланяются судоходцам в пояс,
И просят их свезти поклон ко братьям,
Живущим вниз по Волге, в Жигулях;
И подойдет расшива к Жигулям,
И судоходцы кличут громким гласом:
«Гой, старцы жигулевские! везем
Мы вам поклон с Кирилловой горы!»
И расступаются тут паки горы,
И алебастр разверзнется и камень,
И друг за другом выступают старцы
И за поклон пловцов благословляют.
И полетит тогда в низовье судно,
Ограждено от бурь и непогоды
Напутствием боголюбивых старцев.
А вот еще другое место есть:
Есть целый град, стоящий многи веки
Невидимый, при озере. И было
Сие вот так: егда на Русь с татары
Прииде лютый царь Батый, и грады
Вся разорял, и убивал людей,
И, аки огнь, потек по всей стране,
Против него великий князь Георгий
Ходил с полки свои, и был побит,
И побежал во славный Китеж-град –
Его же сотвори во славу божью;
И погнались татарове за ним;
И бысть во граде плач; и прибегоша
Во храмы люди, умоляя бога, –
И бог яви свою над ними милость
И сотвори неслыханное чудо:
Егда татары кинулись на приступ,
Внезапу град содеяся невидим!
И по ся дни стоит незрим, и токмо
На озере, когда вода спокойна,
Как в зеркале, он кажет тень свою:
И видны стены с башнями градскими,
И терема узорчаты, часовни
И церкви с позлащенными главами…
Пречудное то зрелище! И явно –
Всё на тени: как люди идут в церковь,
И старицы и старцы, в черном платье,
По старине одетые… И слышен
Оттуда гул колоколов… И тамо
Жизнь беспечальная, подобно райской!
А виден град всем жителям побрежным
Круг озера по утренней заре
Иль в тихие вечерние часы, –
Но внити в оный может токмо тот,
Кто путь прейдет, ни на минуту бога
Из мысли не теряя; бо сей путь,
«Батыева тропа» рекомый, страхи
И чудищи различными стрегом!
Претерпишь хлад и глад. Зверь нападет
И змии на тебя. Восстанет буря.
И бесы на тебя наскочут, с песьей
Главою, с огненными языками,
И эфиопы черные, как уголь!
Ты всё ж иди вперед и богомысли!
И победишь все дьявольские страхи,
Ни хлад тебя, ни глад не остановит,
Ни зверь, ни змий, ни сатанинский табор
Нигде тебе в пути не воспретит –
Тебе врата отверзнутся во граде,
И выйдут старцы друг за другом, с песнью
Приемлющи сподвижника и брата.

Гриша

О господи Исусе!

(Живо.)

                        Вот что, отче,
Что хочешь, я исполню! Всё, что хочешь!
А покажи хоть тень святого града!..
Как древние ходили человеки…
И звон-то, звон колоколов послушать…

Странник

А звон у них серебряный и чистый,
И словно как не колокол гудит,
А ровно что небесная лазурь
Сама звенит.

Гриша

(в изумлении)

                 Хрустальное-то небо!

Странник

Сие всё вам, в миру живущим, чудно,
Бо в тьме пребысте, а чудес немало
Есть на Руси. Град Китеж не один.
Есть церкви, перешедшие в пустыню
Из людных мест, с попами и с народом.
С Суры-реки из града Василя
Шел крестный ход в Перепловеньев день.
И люди те так богу угодили,
Что церковь вдруг пошла пред крестным ходом,
И крестный ход за ней! За ней!.. И горы
Ровнялися, и расступались реки, –
Всё шел народ с хоругвями и пеньем,
Доколе в Керженских пустынях церковь
Не стала, и взошли в нее все люди,
И до сих дней стоят в ней, и пребудут
До страшного пришествия Христова,
Святой канон пасхальный воспевая.
Поведаю о сем я благовестье
Тебе за то, что возлюбил тебя
И что твою неопытность жалею;
Бог даст, найдешь кого из добрых старцев
И под его началом укрепишься:
Бо добрая еси ты почва, семя
Не на песок он кинет, не на камень;
Прозябнет и, быть может, плод подаст,
И вкусишь ты от благодати…

(Со вздохом.)

                                        Я же
Еще свершу здесь некакий обет
И удалюсь безмолвствовать в пустыню.
Прощай пока.

Гриша

(упадая на колени)

                  Я, отче, не отстану
Возьми меня.

Странник

                 Нет, миленький, оставь!

Гриша

Не погуби! Возьми! Возьми с собой!
Уж говорю, всё сотворю. На смерть
Пойду! На муки! Ни единой мыслью
Не усумнюсь! Всем существом твой буду!
Возьми!.. Имею рвенье, отче… Только
Возьми меня!

Странник

(в сторону)

                  Ну вот ведь: сам толкает!
Сам лезет!.. Аль уж с ним пойти… Как знать?
Мне, окаянному, господь, быть может,
В сем отроке спасенье посылает…

Гриша

(встает и живо)

Петь повелишь мне песню и плясать?

Подпирает руки в боки. Слышно, как проезжает телега с колокольчиком и песнями.

Странник

(вскакивая)

Гуляют…

Гриша

          Повелишь?

Другая тройка; женский голос слышнее прочих.

Странник

(в сторону)

                         С Отпетым катит!..
Ишь залилась! Чтобы ей пусто было!

(К Грише, сурово.)

Ну, что ты вздумал петь… Вон те орут…
А нам с тобой не это надо…

Гриша

                                   Что же?
Что повелишь – всё сделаю.

Странник

(решительно)

                                     А вот что:
Взаправду ли готов ты всяко бить
Антихриста? Еретики бо суть!..

Гриша

(горячо)

Еретика убить ведь можно?

Странник

                                    Нет уж,
Что убивать! А если убивать –
Хозяйку-то убей ты сундуком…
Тот, с деньгами, подымешь ли?

Гриша

                                         Могу.

Странник

Ну, так поди, неси его сюда!
Затопим печь и запалим! Иди!

(Толкает его к двери. Гриша уходит.)

Вот я ж вам дам ломаться надо мною!
Блудница вавилонская! Да стерли б
Ей черти черные-то брови! Змеи б
Ей высосали ясны очи!

(Затапливает печь, кидает дров и соломы перед печью; надевает суму, шапку-треух, охабень. Начиная собирать книги, останавливается перед ними.)

А грех-то сделан…

(Энергически.)

                        Ну, в последний раз!

(Выходя на авансцену.)

Всё замолю! всё замолю! Зарок
Даю! Ты благ, господь! Ты милосерд!
Разбойнику, блуднице ты простил…
Изыдут у меня слезами очи!
К ногам твоим паду – и уж не встану,
Доколе не простишь! Спасу и мальца…
Надену власяницу. Плоть растлил –
Ожесточу!..

Гриша

(приносит сундук, бледный, дрожащий)

               Вот, отче.

Странник

                              Ладно, ладно.

(Кладет ему руку на плечо.)

Как только нечто справим здесь – в пустыню!
Теперь постой же.

(Достает из кармана связку отмычек и отпирает сундук.)

Гриша

                        Ровно как в тумане!

Странник

(выбирая бумаги)

Тут векселя… бумаги именные –
В огонь, в огонь!.. А это взять покамест.

(Сует в сумку пачки денег.)

Ну, зажигай!

(Зажигает солому.)

               Да надевай шубенку!
Чего стоишь, Григорий! Заруби же:
Что б ты ни увидал теперь – не блазнись!
Наутрие в пустыню! Ну, скорее!

(Толкает его перед собой.)

Уходят. Пожар разгорается.

1866 г.