«Дым» Ф. Тютчев

Здесь некогда, могучий и прекрасный,
Шумел и зеленел волшебный лес, –
Не лес, а целый мир разнообразный,
Исполненный видений и чудес.

Лучи сквозили, трепетали тени;
Не умолкал в деревьях птичий гам;
Мелькали в чаще быстрые олени,
И ловчий рог взывал по временам.

На перекрестках, с речью и приветом,
Навстречу к нам, из полутьмы лесной,
Обвеянный каким-то чудным светом,
Знакомых лиц слетался целый рой.

Какая жизнь, какое обаянье,
Какой для чувств роскошный, светлый пир!
Нам чудились нездешние созданья,
Но близок был нам этот дивный мир.

И вот опять к таинственному лесу
Мы с прежнею любовью подошли.
Но где же он? Кто опустил завесу,
Спустил ее от неба до земли?

Что это? Призрак, чары ли какие?
Где мы? И верить ли глазам своим?
Здесь дым один, как пятая стихия,
Дым – безотрадный, бесконечный дым!

Кой-где насквозь торчат по обнаженным
Пожарищам уродливые пни,
И бегают по сучьям обожженным
С зловещим треском белые огни…

Нет, это сон! Нет, ветерок повеет
И дымный призрак унесет с собой…
И вот опять наш лес зазеленеет…
Все тот же лес, волшебный и родной.

Конец апреля – начало мая 1867 г.

Анализ стихотворения Тютчева «Дым»

Два произведения, появившиеся весной 1867 г., передают авторскую оценку творения Тургенева – романа «Дым», опубликованного несколькими неделями ранее. Содержание произведения Тютчеву не понравилось: поэт счел его излишне пессимистичным, лишенным патриотического пафоса. Первый критический отклик – эпиграмма, озаглавленная «И дым отечества нам сладок и приятен!..», – апеллирует к опыту прошлого. Цитируя державинский афоризм, лирический субъект противопоставляет две концепции образа дыма – традиционную, символизирующую любовь к родине, и тургеневскую трактовку, по мнению поэта, несправедливо очерняющую российскую действительность.

Название второго стихотворения совпадает с заглавием тургеневского произведения. Содержание поэтического текста основано на развернутой антитезе, сталкивающей образы «волшебного леса» и «дымного призрака», порожденного последствиями пожара.

Содержание первой части посвящено пейзажной зарисовке лесной чащи. Лирический субъект не скупится на положительные характеристики: он определяет образ как «могучий», «прекрасный», «роскошный», «дивный», исполненный жизни, населенный разнообразными обитателями. Сравнения с миром, изобилующим чудесами, и «светлым пиром», также призваны передать авторское восхищение.

В центральном эпизоде появляется лирическое «мы»: герои признаются, что им близок и дорог таинственный лес. Неожиданные страшные перемены обескураживают людей, и смена эмоций передается чередой риторических вопросов. Герои не сразу понимают, что именно находится перед их глазами. Перебрав несколько вариантов, они находят доминанту нового пейзажа – дым, «безотрадный» и «бесконечный».

Предпоследний катрен изображает печальную картину пожарища. Покореженные пни, «обожженные сучья», «зловещий треск» огней – пейзаж не только вызывает грусть, но отталкивает, внушает неприязнь. Разум лирического «мы» протестует, отказываясь принимать отвратительные перемены и характеризуя неприглядный пейзаж как сон.

В финале «Дыма» звучит оптимистический прогноз: герой уверен, что мрачный чад развеется, как мираж, и в лесном мире вновь воцарится гармония.

Интертекстуальные связи стихотворения моделируют второй план лирической ситуации – символический. Образ лесной чащи связан с ранним тургеневским творчеством, в котором Тютчева привлекал глубокий подход к описанию природы. Дымовая завеса, заслоняющая красоту родного края, ассоциируется с идейным содержанием романа, которое поэт не счел возможным принять.