«Графине Ростопчиной» М. Лермонтов
Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны.
Но что ж! – от цели благородной
Оторван бурею страстей,
Я позабыл в борьбе бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную разлуку,
Боюсь я сердцу волю дать;
Боюсь предательскому звуку
Мечту напрасную вверять…Так две волны несутся дружно
Случайной, вольною четой
В пустыне моря голубой:
Их гонит вместе ветер южный;
Но их разрознит где-нибудь
Утеса каменная грудь…
И, полны холодом привычным,
Они несут брегам различным,
Без сожаленья и любви,
Свой ропот сладостный и томный,
Свой бурный шум, свой блеск заемный
И ласки вечные свои.
Весна 1841 г.
Анализ стихотворения Лермонтова «Графине Ростопчиной»
Дама, которой посвящен поэтический текст, выделялась из однообразного ряда светских красавиц. Наделенная талантом к стихосложению, Евдокия Ростопчина была одной из немногих современниц, не только признавших лермонтовское дарование, но и принявших непростую натуру поэта.
Стихотворение-посвящение появилось весной 1841 г., за несколько месяцев до гибели автора. Произведение вошло в тетрадь, которую поэт преподнес своей доброй подруге перед отъездом на Кавказ.
Первая строфа стихотворного текста посвящена чувствам лирического «я». Измученный тяжелыми предзнаменованиями «вечной разлуки», герой ощущает потребность излить душу чуткому сердцу надежной подруги. Союз двух близких по мировоззрению героев автор обозначает лирическим «мы» и подкрепляет анафорой «одной» – «одною» – «те же».
Герой сознается, что на время «позабыл» о возвышенных идеалах, которые объединяли пару в молодости. Душу лирического «я» терзают противоречия: желание выговориться сопровождается опасениями, что подчеркивает лексическая анафора «боюсь».
Во второй строфе изображена развернутая пейзажная зарисовка, сравнивающая картину природы с душевным состоянием героя. Лирическое повествование ведется одновременно на двух планах – пейзажном и обобщенном философском.
«Две волны» символизируют судьбы «вольной четы»: их дружный, хотя и «случайный» союз оканчивается разлукой, которая происходит «без сожаленья и любви». Многочисленные олицетворения, присутствующие в описании волн и утеса, создают аллегорию, где «пустыня моря» отождествляется с жизненной пустыней.
В противовес начальному «одна» финальные строки содержат повтор с антитетичным содержанием – анафору «свои». Осознавая разнообразие судеб, лирическое «мы» не страшится расставания и даже смерти. О противоречивой привлекательности жизненной круговерти свидетельствуют определения «сладостный», «томный» и «бурный», а также лексема «блеск». Эпитет «вечные» намекает о бесконечности бытия.
Картина одиночества лирического героя, заявленная с первых поэтических опытов Лермонтова, в позднем периоде приобретает другие краски. Гордую позицию оскорбленного романтика, противостоящего всему миру, сменяют философские раздумья. Герой не выглядит абсолютно одиноким: в «пестрой толпе» он встречает родственную душу – искреннюю, независимую, но способную примириться с диссонансами жизненного маскарада.