«К Наталье» А. Пушкин

Pourquoi craindrais-je de le dire?
C’est Margot qui fixe mon goût¹

Так и мне узнать случилось,
Что за птица Купидон;
Сердце страстное пленилось;
Признаюсь – и я влюблен!
Пролетело счастья время,
Как, любви не зная бремя,
Я живал да попевал,
Как в театре и на балах,
На гуляньях иль в воксалах
Легким зефиром летал;
Как, смеясь во зло Амуру,
Я писал карикатуру
На любезный женский пол;
Но напрасно я смеялся,
Наконец и сам попался,
Сам, увы! с ума сошел.
Смехи, вольность – все под лавку,
Из Катонов я в отставку,
И теперь я – Селадон!
Миловидной жрицы Тальи
Видел прелести Натальи,
И уж в сердце – Купидон!

Так, Наталья! признаюся,
Я тобою полонен,
В первый раз еще, стыжуся,
В женски прелести влюблен.
Целый день, как ни верчуся,
Лишь тобою занят я;
Ночь придет – и лишь тебя
Вижу я в пустом мечтанье,
Вижу, в легком одеянье
Будто милая со мной;
Робко, сладостно дыханье,
Белой груди колебанье,
Снег затмившей белизной,
И полуотверсты очи,
Скромный мрак безмолвной ночи –
Дух в восторг приводят мой!..
Я один в беседке с нею,
Вижу… девственну лилею,
Трепещу, томлюсь, немею…
И проснулся… вижу мрак
Вкруг постели одинокой!
Испускаю вздох глубокой,
Сон ленивый, томноокой
Отлетает на крылах.
Страсть сильнее становится,
И, любовью утомясь,
Я слабею всякий час.
Все к чему-то ум стремится,
А к чему? – никто из нас
Дамам вслух того не скажет,
А уж так и сяк размажет.
Я – по-свойски объяснюсь.

Все любовники желают
И того, чего не знают;
Это свойство их – дивлюсь!
Завернувшись балахоном,
С хватской шапкой набекрень
Я желал бы Филимоном
Под вечер, как всюду тень,
Взяв Анюты нежну руку,
Изъяснять любовну муку,
Говорить: она моя!
Я желал бы, чтоб Назорой
Ты старалася меня
Удержать умильным взором.
Иль седым Опекуном
Легкой, миленькой Розины,
Старым пасынком судьбины,
В епанче и с париком,
Дерзкой пламенной рукою
Белоснежну, полну грудь…
Я желал бы… да ногою
Моря не перешагнуть,
И, хоть по уши влюбленный,
Но с тобою разлученный,
Всей надежды я лишен.

Но, Наталья! ты не знаешь,
Кто твой нежный Селадон,
Ты еще не понимаешь,
Отчего не смеет он
И надеяться? – Наталья!
Выслушай еще меня:

Не владетель я Сераля,
Не арап, не турок я.
За учтивого китайца,
Грубого американца,
Почитать меня нельзя,
Не представь и немчурою,
С колпаком на волосах,
С кружкой, пивом налитою,
И с цигаркою в зубах.
Не представь кавалергарда
В каске, с длинным палашом.
Не люблю я бранный гром:
Шпага, сабля, алебарда
Не тягчат моей руки
За Адамовы грехи.

– Кто же ты, болтун влюбленный? –
Взглянь на стены возвышенны,
Где безмолвья вечный мрак;
Взглянь на окна загражденны,
На лампады там зажженны…
Знай, Наталья! – я… монах!

1813 г.

¹ Почему мне бояться сказать это?
Марго пленила мой вкус (франц.).

Анализ стихотворения Пушкина «К Наталье»

К числу первых стихотворных опытов Пушкина исследователи относят анализируемое произведение и поэму «Монах». Обоим текстам, датированным 1813 г., суждена была долгая дорога к читателю. Стихотворение, содержащее значительные купюры, увидело свет в посмертном издании, а полный вариант был опубликован в начале XX в. Автограф поэмы обнаружили спустя 115 лет после ее создания.

Два произведения сближает ряд идейных особенностей. В них впервые возникает литературная маска лукавого или страдающего монаха, излюбленный образ лирического героя лицейских лет. Мечты субъекта речи, зачастую откровенно эротические, обращены к прелестной подруге Наталье. Женский образ имеет автобиографическую основу: жрица музы Талии причастна к театральной среде, а реальная девушка была крепостной актрисой – не очень талантливой, но юной и миловидной.

Культурно-художественный контекст создается многочисленными аллюзиями, которыми насыщено стихотворение. Все они отсылают к современной поэту театральной жизни. Упоминаются персонажи и особенности тематики популярных драматических постановок русских и европейских авторов.

В зачине прямо указана причина, побудившая к написанию послания: юный герой, в прошлом беспечный насмешник, теперь влюблен. «Попался», – такова самооценка нынешнего статуса. В ироническом отношении к новой роли прослеживается влияние творчества Вольтера – «певца любви», особо почитаемого юным Пушкиным. Смешение иронии и эротических мотивов определяет идейные особенности любовного признания.

Мысли о прекрасной возлюбленной особенно мучительны по ночам. Сгустив юношеские эмоции, автор неожиданно обрывает волнующую сцену свидания в беседке. Чувственная мечта обернулась лишь сном, прервавшимся в кульминационный момент. Сюжетному повороту сопутствует резкая смена интонации: вместо восторженного любовника появляется трезвомыслящий и насмешливый собеседник. Он делает заманчивое обещание просто и откровенно, «по-свойски» рассказать о секретах интимных переживаний, однако ограничивается описанием любовных сцен, фрагментов из опер, представляя себя и Наталью на месте персонажей.

Личность «болтуна влюбленного», по неясным причинам обреченного на разлуку с избранницей, остается тайной до самого финала. Перечислив варианты традиционных образов мужчин-соблазнителей, субъект речи делает признание, которое должно шокировать публику. Текст завершается эффектной, нарочито дерзкой концовкой: бурлящие страсти происходят в душе монаха.