«Душа и тело» Н. Гумилёв

I

Над городом плывет ночная тишь
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты всё-таки молчишь,
Помилуй, Боже, мраморные души.

И отвечала мне душа моя,
Как будто арфы дальние пропели:
– Зачем открыла я для бытия
Глаза в презренном человечьем теле?

– Безумная, я бросила мой дом,
К иному устремясь великолепью.
И шар земной мне сделался ядром,
К какому каторжник прикован цепью.

– Ах, я возненавидела любовь,
Болезнь, которой все у вас подвластны,
Которая туманит вновь и вновь
Мир мне чужой, но стройный и прекрасный.

– И если что еще меня роднит
С былым, мерцающим в планетном хоре,
То это горе, мой надежный щит,
Холодное презрительное горе. –

II

Закат из золотого стал как медь,
Покрылись облака зеленой ржою,
И телу я сказал тогда: – Ответь
На всё провозглашенное душою. –

И тело мне ответило мое,
Простое тело, но с горячей кровью:
– Не знаю я, что значит бытие,
Хотя и знаю, что зовут любовью.

– Люблю в соленой плескаться волне,
Прислушиваться к крикам ястребиным,
Люблю на необъезженном коне
Нестись по лугу, пахнущему тмином.

И женщину люблю… Когда глаза
Ее потупленные я целую,
Я пьяно, будто близится гроза,
Иль будто пью я воду ключевую.

– Но я за всё, что взяло и хочу,
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней.

III

Когда же слово Бога с высоты
Большой Медведицею заблестело,
С вопросом, – кто же, вопрошатель, ты? –
Душа предстала предо мной и тело.

На них я взоры медленно вознес
И милостиво дерзостным ответил:
– Скажите мне, ужель разумен пес
Который воет, если месяц светел?

– Ужели вам допрашивать меня,
Меня, кому единое мгновенье
Весь срок от первого земного дня
До огненного светопреставленья?

– Меня, кто, словно древо Игдразиль,
Пророс главою семью семь вселенных,
И для очей которого, как пыль,
Поля земные и поля блаженных?

– Я тот, кто спит, и кроет глубина
Его невыразимое прозванье:
А вы, вы только слабый отсвет сна,
Бегущего на дне его сознанья!

<1919>

Анализ стихотворения Гумилева «Душа и тело»

Произведения, вошедшие в последний прижизненный сборник, подводят итог авторским размышлениям о жизненных и поэтических путях современности. Одним из поводов, побуждающих к глубоким философским размышлениям, становится автобиографическая тема духовной эволюции лирического «я». Герой «Памяти», открывающей «Огненный столп», начинает исследование-самоанализ личности. Стихотворение «Душа и тело», созданное в 1919 г., моделирует полифоническую картину внутреннего мира «угрюмого и упрямого зодчего», последнего из ликов «Памяти».

Форма философского триптиха «Душа и тело» обнаруживает сходство с драматическим жанром: в основе творения – полилог трех персонажей: души, тела и «вопрошателя». Предлагая оригинальный трехчастный вариант, поэт полемизирует с традиционной трактовкой схемы «Вечная душа – бренное тело». Подобная композиция не нова для гумилевской поэтики: в «Разговоре», написанном семью годами ранее анализируемого текста, была заявлена триада персонажей: души, тела и земли.

Каждый из героев наделен индивидуальными чертами, предпочтениями и устремлениями. Голос души музыкален, подобен звуку нежных арф. Она угнетена своим положением, презирает «человечье тело» и сравнивает себя с каторжником, прикованным цепью к ядру-земному шару. Душа защищается от несовершенного мира маской «холодного горя», как «надежным щитом».

«Простому» телу близки чувственные радости жизни. Разнообразие земных удовольствий дано в образах, апеллирующих ко всем шести типам чувств. Купание в море и бешеная скачка на лошади, птичьи крики и запахи луговых трав, пьянящий поцелуй – понимание красоты земного мира связывается с неумолимой перспективой конечности существования, несущей «непоправимую гибель» телу.

Последний персонаж триады – загадочный «вопрошатель». Его образ возвышается над вечными антагонистами, и это преимущество подтверждается соответствующей лексикой: «взоры вознес», «милостиво ответил». Показательна и величественная реакция персонажа на «дерзостные» вопросы собеседников. В своем ответе-отповеди «вопрошатель» объясняет причины превосходства: он приближен к божественному началу. Персонаж сравнивает себя с мировым древом из скандинавского эпоса и намекает на бесконечность собственного существования, перед которым меркнет не только короткий срок жизни смертного тела, но и время, отведенное для бессмертной души. Финальная формула окончательно утверждает господствующее положение «вопрошателя»: персонаж является выразителем вечной сущности, а душа и тело – только «слабыми отсветами» его сновидений.

Автор: Николай Гумилёв