«Пророчество» Ф. Тютчев

Не гул молвы прошел в народе,
Весть родилась не в нашем роде –
То древний глас, то свыше глас:
«Четвертый век уж на исходе, –
Свершится он – и грянет час!

И своды древние Софии,
В возобновленной Византии,
Вновь осенят Христов алтарь».
Пади пред ним, о царь России, –
И встань – как всеславянский царь!

1850 г.

Анализ стихотворения Тютчева «Пророчество»

В тексте, датированном 1850 г., поэт обращается к аллюзиям на ветхозаветный источник – толкованию сна о пяти царствах, принадлежащему пророку Даниилу. Интертекстуальные связи аналогичного характера точнее проявляются в другом тютчевском творении – «Русской географии». В ней автор напрямую упоминает о легендарном мудреце, связывая трактовку известной притчи с высокой миссией объединения, уготованной России.

Включая в зачин конструкции с семантикой отрицания, субъект речи «Пророчества» ссылается на древний источник, авторитет которого безупречен. Мнение, которое озвучивается ниже, принадлежит неназванному мыслителю. Образ последнего обожествляется: автор обширной цитаты выступает как вестник, огласивший волю надличностных сил.

Размеренность темпа и торжественный тон сближают стилистику начального пятистишия с зачином русских былин. Стремлением воссоздать народный контекст мотивировано применение лексем «молва», «род».

Основная часть небольшого произведения отводится прямой речи, принадлежащей харизматичному прорицателю. Говорящий убежден в скором наступлении момента, способного трансформировать геополитическую картину мира. Время четырех предыдущих царств прошло, и на политическую сцену явится новая сила. Для ее описания поэт обращается к культурно-историческим аллюзиям, связанным с судьбой Византийской империи и ее архитектурной жемчужины, Софийского собора. Оратор предсказывает восстановление православной святыни, и здесь немалую роль играет магия чисел: могущественное государство пало четыре века назад.

Последнее двустишие адресовано российскому императору. Эмоциональный призыв завершается грандиозным обещанием: самодержец может возглавить всеславянское государство. Не вдаваясь в прозаические подробности, автор преподносит эту перспективу в виде эффектной трансформации. Моментальный и беспроблемный характер последней объясняется легендарно-мистическим контекстом, а также жанровым сходством тютчевского текста с одой. Известно, что Николай I не оценил историософские размышления поэта-дипломата, поскольку подобные политические проекты наложили бы на империю непомерные обязательства.

Раздражение высшего руководства не смутило Тютчева: в произведениях, приуроченных к началу Крымской войны, проявляются оптимистические настроения, связанные с идеей объединения славян под эгидой русской государственности.