«Руки милой – пара лебедей…» С. Есенин
* * * Руки милой – пара лебедей –
В золоте волос моих ныряют.
Все на этом свете из людей
Песнь любви поют и повторяют.Пел и я когда то далеко
И теперь пою про то же снова,
Потому и дышит глубоко
Нежностью пропитанное слово.Если душу вылюбить до дна,
Сердце станет глыбой золотою,
Только тегеранская луна
Не согреет песни теплотою.Я не знаю, как мне жизнь прожить:
Догореть ли в ласках милой Шаги
Иль под старость трепетно тужить
О прошедшей песенной отваге?У всего своя походка есть:
Что приятно уху, что – для глаза.
Если перс слагает плохо песнь,
Значит, он вовек не из Шираза.Про меня же и за эти песни
Говорите так среди людей:
Он бы пел нежнее и чудесней,
Да сгубила пара лебедей.
Август 1925 г.
Из цикла «Персидские мотивы».
Анализ стихотворения Есенина «Руки милой – пара лебедей…»
Движимый интересом к восточной поэзии, Есенин жаждал побывать в Тегеране, потом в Стамбуле, однако планам не суждено было осуществиться. Знаменитый персидский цикл родился во время пребывания автора на советском Кавказе в 1924–1925 гг. Центральным образом творений, овеянных чарующей и загадочной ориентальной экзотикой, стала прекрасная Шаганэ. У воображаемой персиянки существует реальный прототип – армянская учительница арифметики Шаганэ Тальян, с которой поэт познакомился в Батуме.
В персидских стихотворениях наделяется новым смыслом образ лебедя, традиционный для есенинской поэтики. Восходящий к многочисленным легендам о деве-лебеди, он ассоциируется с руками прекрасной женщины, ее гармоничными и грациозными движениями. «Лебяжьи руки» восточной красавицы, похожие на крылья, возникают в тексте «Никогда я не был на Босфоре…» В анализируемом произведении выразительный образ получает развитие, отождествляясь с прелестью возлюбленной и пленительной силой высокого чувства.
Какой предстает «милая Шага» в глазах своего избранника? Верной, деликатной и ласковой, способной унять тревогу в душе лирического «я». Герой, очарованный и вдохновленный невестой, слагает песню из живых, «нежностью пропитанных» слов – собственный вклад во всеобщую и вечную «песнь любви», которая служит основой гармоничного мира.
Трепетное идиллическое чувство, соединившее лирическую пару, сродни редкой драгоценности. Эту мысль подчеркивает золотая гамма цветовых оттенков, лидирующая в художественном тексте. Первое упоминание связано с конкретной характеристикой внешности субъекта речи, второе является компонентом иносказательного ряда о сердце и душе, по-восточному цветистого и глубокомысленного.
Содержание четвертого катрена нарушает умиротворенные интонации, господствовавшие в первой части. Герой решается сообщить о своих сомнениях. В глубине его души борются две ипостаси, две важных роли – отважного поэта и нежного любовника. Какой из них отдать оставшиеся годы? В риторическом вопросе содержится намек на ответ, будто продиктованный восточным мудрецом: смешно «под старость» грустить о несбывшемся, променяв веселье на уныние.
Внутренний конфликт разрешается в последнем четверостишии. Былой «песенной отваге» и громкому имени лирическое «я» предпочитает внутреннюю гармонию интимных отношений, ласковую поддержку рук-лебедей любимой женщины.