«Берлину» М. Цветаева
Дождь убаюкивает боль.
Под ливни опускающихся ставень
Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль
Копыта – как рукоплесканья.Поздравствовалось – и слилось.
В оставленности златозарной
Над сказочнейшим из сиротств
Вы смилостивились, казармы!
10 июля 1922 г.
Сборник «После России» (1922–1925).
Анализ стихотворения Цветаевой «Берлину»
Произведение, посвященное немецкой столице, родилось летом 1922 г. в маленькой квартирке частного пансиона на Траутенауштрассе, в доме, где сейчас установлена мемориальная доска.
Столица Германии стала первым европейским городом, где поселилась поэтесса, покинувшая Советскую Россию вместе с дочерью. Туда же приехал муж и отец семейства, считавшийся пропавшим без вести. Сообщение о том, что Эфрон жив, полученное за год до выезда, побудило Цветаеву эмигрировать. После долгих московских лишений Берлин показался более ухоженным, комфортабельным, хотя и тронутым голодом и нуждой послевоенных лет. Поэтессе удалось застать благополучный период расцвета русской эмигрантской литературы. Общество, лишенное связи с родиной, в авторском художественном мире получает обобщенное наименование «безземельного братства» или «мирового сиротства». Эти понятия дают начало развитию важнейшей темы ностальгии, одной из центральных в цветаевской эмигрантской лирике.
В стихотворении, адресованном новому пристанищу, также проявляются интонации горькой печали, тоски по утраченной отчизне, «сновиденной» Руси, ставшей зыбким видением.
Пейзажная доминанта первой строфы – летний ливень, который сквозь сон слышит лирическая героиня. К шуму дождя присоединяется еще один звук, стук лошадиных копыт по пустынной улице. Следуя прихотливой логике личной ассоциации, топот сравнивается с аплодисментами, рукоплесканиями благодарной публики. Образ навеян теплым приемом, оказанным новоприбывшей поэтессе эмигрантским обществом.
Начало второго катрена завершает тему восторженных приветствий и славословий. «Слилось», – таков неутешительный итог короткого периода воодушевления. Эмоциональный подъем, словно смытый бурными потоками воды, сменили апатия, тоска, ощущение одиночества.
Образ дождя приобретает сложное символическое значение: он не только отрезвляет, обращая лирическое «я» к истинным чувствам, но и успокаивает, «убаюкивает», сглаживая резкие перепады настроения.
Произведение завершается обращением к новому обиталищу, временному дому для бесприютной странницы. Поскольку городское пространство кажется субъекту речи ограниченным, чрезмерно стесненным, оно получает наименование «казармы», которое в речевой практике характеризуется пренебрежительными коннотациями. Однако героиня, измученная носительница «сказочнейшего сиротства», благодарна скромному уюту своего пристанища.