«Дамон» А. Дельвиг

(Идиллия)

Вечернее солнце катилось по жаркому небу,
И запад, слиянный с краями далекими моря,
Готовый блестящего бога принять, загорался;
В долинах, на холмах звучали пастушьи свирели;
По холмам, долинам бежали стада и шумели;
В прохладе и блеске катилися волны Алфея.

Дамон, вдохновенный певец, добродетельный старец,
Из хижины вышел и сел у дверей на пороге.
Уж семьдесят раз он первыми розами лиру
И длинные кудри свои украшал, воспевая
На празднике пышном весны и веселье, и младость.
А в юности зрелой камены его полюбили.
Но старость, лишив его сил, убелив ему кудри,
Отнять у него не могла вдохновенного дара
И светлой веселости: их добродетель хранила.
И старец улыбкой и взором приветливым встретил
Отвсюду бегущих к нему пастухов и пастушек.
«Любезный Дамон, наш певец, добродетельный старец!
Нам песню ты спой, веселую песню, – кричали, –
Мы любим, после трудов и полдневного жара,
В тени близь тебя отдыхать под веселые песни.
Не сам ли ты пел, что внушенные музами песни
На сердце больное, усталое веют прохладой,
Которая слаще прохлады, из урны Алфея
С рассветом лиющейся, слаще прохлады, лилеям
Свежесть дающей росы, и вина векового,
В амфорах хранимого дедами, внукам на радость?
Что, добрый? Не так ли ты пел нам?» Дамон улыбнулся.
Он с юности ранней до позднего вечера жизни
Ни в чем не отказывал девам и юношам милым.
И как отказать? Убедительны, сладки их просьбы:
В прекрасных устах и улыбка, и речи прекрасны.
Взглянул он на Хлою, перстом погрозил ей и молвил:
«Смотри, чтоб не плакать! и ты попадешь в мою песню».
Взял лиру, задумался, к солнцу лицом обратился,
Ударил по струнам и начал хвалою бессмертным:

«Прекрасен твой дар, Аполлон, – вдохновенные мысли!
Кого ты полюбишь, к тому и рано и поздно
В смиренную хижину любят слетаться камены.
О Эрмий, возвышен твой дар – убедительность речи!
Ты двигаешь силою слова и разум и душу.
Как ваших даров не хвалить, о Гимен, о Паллада!
Что бедную жизнь услаждает? – Подруга и мудрость.
Но выше, бесценней всего, Эрот и Киприда,
Даяние ваше – красою цветущая младость!
Красивы тюльпан, и гвоздика, и мак пурпуровый,
Ясмин, и лился красивы – но краше их роза;
Приятны крылатых певцов сладкозвучные песни –
Приятней полночное пенье твое, Филомела!
Все ваши прекрасны дары, о бессмертные боги!
Прекраснее всех красотою цветущая младость,
Прекрасней, проходчивей всех. Пастухи и пастушки!
Любовь с красотою не жители – гости земные,
Блестят, как роса, как роса, и взлетают на небо.
А тщетны без них нам и мудрость, и дар убежденья!
Крылатых гостей не прикличешь и лирой Орфея!
Все, други, вы скажете скоро, как дед говорит ваш:
Бывало, любили меня, а нынче не любят!
Да вот и вчера… Что краснеешь ты, Хлоя? взгляните,
Взгляните на щеки ее: как шиповник алеют!
Глядите: по ним две росинки, блестя, покатились!
Не вправду ль тебе говорил я: смотри, чтоб не плакать!
И ты попадешь в мою песню: сказал – и исполню».
И все оглянулись на Хлою прекрасную. Хлоя
Щеками горячими робко прижалась к подруге,
И шепот веселый и шум в пастухах пробудила.
Дамон, улыбаясь на шум их и шепот веселый,
Громчей заиграл и запел веселей и быстрее:

«Вчера, о друзья, у прохладной пещеры, где нимфы,
Игривые дщери Алфея и ближних потоков,
Расчесывать кудри зеленые любят сходиться
И вторить со смехом и песням, и клятвам любовным,
Там встретил я Хлою. „Старинушка добрый, спой песню”, –
Она мне сказала. – „С охотой, пастушка, с охотой!
Но даром я песень не пел никогда для пастушек;
Сперва подари что-нибудь, я спою”. – „Что могу я
Тебе подарить? Вот венок я сплела!” – „О, прекрасен,
Красиво сплетен твой венок, но венка мне не надо”.
– „Свирелку возьми!” – „Мне свирелку! красавица? Сам я
Искусно клею их воском душистым”. – „Так что же
Тебе подарю я? Возьмешь ли корзинку? Мне нынче
Ее подарил мой отец – а ты знаешь, корзинки
Плетет он прекрасно. Но, дедушка, что же молчишь ты?
Зачем головой ты качаешь? Иль этого мало?
Возьми же в придачу ты овцу любую!” – „Шалунья,
Шалунья, не знать в твои годы, чем платят за песни!”
– „Чего же тебе?” – „Поцелуя”. – „Чего?” – „Поцелуя”.
– „Как, этой безделицы?” – „Ах, за нее бы я отдал
Не только венок и свирелку, корзинку и овцу:
Себя самого! Поцелуй же!” – „Ах, дедушка добрый!
Все овцы мои разбежались; чтоб волк их не встретил,
Прощай, побегу я за ними”. – Сказала, и мигом
Как легкая серна, как нимфа дубравная, скрылась.
Взглянул я на кудри седые, вздохнул и промолвил:
Цвет белый пастушкам приятен в нарциссах, в лилеях;
А белые кудри пастушкам не милы. Вот, други,
Вам песня моя: весела ли, судите вы сами».

Умолк. Все хвалили веселую песню Дамона;
А Хлоя дала поцелуй (так хотели пастушки)
Седому слагателю песней игривых и сладких –
И радость блеснула во взорах певца. Возвращаясь
К своим шалашам, пастухи и пастушки: «О боги, –
Молились, – пошлите вы нам добродетель и мудрость!
Пусть весело встретим мы старость, подобно Дамону!
Пусть так же без грусти, но с тихой улыбкою скажем:
«Бывало, любили меня, а нынче не любят!»

1821 г.

Анализ стихотворения Дельвига «Дамон»

Творчество Антона Антоновича Дельвига можно назвать многогранным и разносторонним – поэт был настоящим патриотом, увлекался русской народной культурой и создавал произведения, очень близкие к ней по духу. С другой – его перу принадлежат пышные идиллии, вдохновлённые сюжетами древнегреческой литературы.

Одним из таких произведений является «Дамон». Оно было создано в 1821 году. Стихотворение переносит читателя в античные времена. Во вступлении перед читателем открывается пейзаж: «Вечернее солнце катилось по жаркому небу…»

Подражая греческим поэтам, Антон Антонович Дельвиг избрал для своей идиллии амфибрахий, создающий размеренный ритм древней баллады. Изысканные метафоры формируют вокруг привычных явлений ореол таинственности: солнце автор зовёт «блестящим богом», водоём – «волнами Алфея».

С живописных берегов реки, где пасутся стада овец, автор-рассказчик переводит взгляд на хижину старого певца Дамона. Он называет героя «вдохновенным певцом», «добродетельным старцем». Используя метафору, поэт сообщает, что герою уже 70 лет:
Уж семьдесят раз он первыми розами лиру
И длинные кудри свои украшал, воспевая…

Несмотря на преклонный возраст, Дамон не одинок. По-прежнему его искусство ценится в народе, поэтому, когда старец берёт в руки лиру, вокруг него сразу возникает радостная толпа юношей и девушек. Пастухи и пастушки упрашивают Дамона исполнить для них песню. Старец лукаво улыбается, глядя на одну из девушек, Хлою, и ударяет по струнам.

Автор использует приём «песня в песне», когда передаёт напев героя. Автор вкладывает в уста певца оду богам, подарившим ему талант:
«Прекрасен твой дар, Аполлон, – вдохновенные мысли!
О Эрмий, возвышен твой дар – убедительность речи!
Ты двигаешь силою слова и разум и душу.

После прославления богов Дамон повествует о приключении, которое произошло с ним накануне. Здесь стихотворение обретает новый уровень глубины, так как песня старца содержит в себе ещё одну историю. Певец делится со своими слушателями, как встретил Хлою. Девушка просила спеть, но старец потребовал чего-либо взамен. Хлоя принялась предлагать ему разные дары – свирель, венок, корзинку, даже овцу, но певец отринул их все. Когда же Дамон назвал свою цену – поцелуй, то девушка отказалась и убежала. Этот спор между героем и пастушкой живо напоминает о сюжетах сказок, в которых колдуны торгуются с людьми за какие-либо услуги.

В этот раз песня трогает сердца пастушек, и они упрашивают Хлою всё же поцеловать старика. Это приносит радость всем, и, расходясь, молодёжь возносит богам молитву о такой же весёлой доброй старости, как у Дамона.

Идиллия «Дамон» полностью подтверждает свою принадлежность к этому жанру. В ней сплелись мифический сюжет, великолепные пейзажи, живые диалоги и полные восторга песни.