«Финляндия» Е. Баратынский

В свои расселины вы приняли певца,
Граниты финские, граниты вековые,
      Земли ледяного венца
      Богатыри сторожевые.
Он с лирой между вас. Поклон его, поклон
      Громадам, миру современным;
      Подобно им, да будет он
      Во все годины неизменным!

Как всё вокруг меня пленяет чудно взор!
      Там необъятными водами
      Слилося море с небесами;
Тут с каменной горы к нему дремучий бор
      Сошел тяжелыми стопами,
Сошел – и смотрится в зерцале гладких вод!
Уж поздно, день погас, но ясен неба свод;
На скалы финские без мрака ночь нисходит,
      И только что себе в убор
      Алмазных звезд ненужный хор
      На небосклон она выводит!
Так вот отечество Одиновых детей,
      Грозы народов отдаленных!
Так это колыбель их беспокойных дней,
      Разбоям громким посвященных!

Умолк призывный щит, не слышен скальда глас,
      Воспламененный дуб угас,
Развеял буйный ветр торжественные клики;
      Сыны не ведают о подвигах отцов;
      И в дольном прахе их богов
      Лежат низверженные лики!

И всё вокруг меня в глубокой тишине!
О вы, носившие от брега к брегу бои,
Куда вы скрылися, полночные герои?
      Ваш след исчез в родной стране.
Вы ль, на скалы ее вперив скорбящи очи,
Плывете в облаках туманною толпой?
Вы ль? Дайте мне ответ, услышьте голос мой,
      Зовущий к вам среди молчанья ночи.
Сыны могучие сих грозных вечных скал!
Как отделились вы от каменной отчизны?
Зачем печальны вы? Зачем я прочитал
На лицах сумрачных улыбку укоризны?
И вы сокрылися в обители теней!
И ваши имена не пощадило время!
Что ж наши подвиги, что слава наших дней,
      Что наше ветреное племя?
О, всё своей чредой исчезнет в бездне лет!
Для всех один закон – закон уничтоженья,
Во всем мне слышится таинственный привет
      Обетованного забвенья!

Но я, в безвестности, для жизни жизнь любя,
      Я, беззаботливый душою,
      Вострепещу ль перед судьбою?
Не вечный для времен, я вечен для себя:
      Не одному ль воображенью
      Гроза их что-то говорит?
      Мгновенье мне принадлежит,
      Как я принадлежу мгновенью!
Что нужды до былых иль будущих племен?
Я не для них бренчу незвонкими струнами;
      Я, невнимаемый, довольно награжден
За звуки звуками, а за мечты мечтами.

1820, <1827>

Анализ стихотворения Баратынского «Финляндия»

Северный пейзаж, изображенный в произведении 1820 г., был хорошо знаком начинающему автору: с финской землей его связывали пять лет военной карьеры. Стихотворение служит своеобразной отправной точкой, с которой начался путь Баратынского к известности. Лишь несколько лет отделяют его от настоящей популярности и звания мастера элегического жанра.

Зачин обозначает позицию «певца»: романтический герой находится среди высоких скал. С почтением обращаясь к последним, он оперирует возвышенной лексикой. Сравнение с богатырями, охраняющими «ледяной венец» планеты, дополняется эпитетами «вековые» и «миру современные». Видя в «гранитах» и «громадах» пример постоянства, лирический субъект клянется в неизменности, твердости своих убеждений.

Еще одна пейзажная доминанта, пленяющая восторженного созерцателя суровой красотой, – «необъятные воды», на горизонте слившиеся с небом. В морской глади видна кромка дремучего леса. Образ последнего представлен ярким олицетворением: густой бор не только сходит к воде, но и смотрится в собственное отражение.

Постепенно наступает вечер, и перед читателем появляется величественная панорама ясного неба. Метафора уподобляет «алмазные звезды» хору, который получает определение «ненужный»: короткая летняя ночь светла и прекрасна, она не нуждается в дополнительных декорациях.

Размышления лирического субъекта вызывают к жизни новую тему – мифологическую, причем эпизоды народного эпоса трактуются как фрагменты героической истории северной земли. Обращаясь к персонажам скандинавских саг, автор следует традициям, которые были заложены старшими собратьями по перу. В произведении Батюшкова «На развалинах замка в Швеции» в воображении задумчивого романтика возникает развернутая картина «угрюмой древности». Она иллюстрирует эпизоды из жизни сильных и храбрых воинов, грозы галльских племен.

Разрабатывая намеченные ранее элегические мотивы, Баратынский подчеркивает «глубокую тишину» забвения, организующую пустынную природную зарисовку. Пытаясь отыскать следы ушедших «полночных героев», лирическое «я» находит в облаках отражение их сумрачных лиц. Обобщая свой опыт, романтик провозглашает безусловное господство «закона уничтоженья» – безжалостного, неизбежного, но «обетованного», способного примирить с действительностью, укротить гордыню.

Грядущая безвестность не угнетает поэта: в финале он говорит о ценности настоящего мгновения и скромных радостях, которые оно приносит.