«Немые» А. Твардовский

Я слышу это не впервые,
В краю, потоптанном войной,
Привычно молвится: немые, –
И клички нету им иной.

Старуха бродит нелюдимо
У обгорелых черных стен.
– Немые дом сожгли, родимый,
Немые дочь угнали в плен.

Соседи мать в саду обмыли,
У гроба сбилися в кружок.
– Не плачь, сынок, а то немые
Придут опять. Молчи, сынок…

Голодный люд на пепелище
Варит немолотую рожь.
И ни угла к зиме, ни пищи…
– Немые, дед? – Немые, кто ж!

Немые, темные, чужие,
В пределы чуждой им земли
Они учить людей России
Глаголям виселиц пришли.

Пришли и ног не утирали.
Входя в любой, на выбор, дом.
В дому, не спрашивая, брали,
Платили пулей и кнутом.

К столу кидались, как цепные,
Спешили есть, давясь едой,
Со свету нелюди. Немые, –
И клички нету им иной.

Немые. В том коротком слове
Живей, чем в сотнях слов иных,
И гнев, и суд, что всех суровей,
И счет великих мук людских.

И, немоты лишившись грозной,
Немые перед тем судом
Заговорят. Но будет поздно:
По праву мы их не поймем…

1943 г.

Анализ стихотворения

Произведение появилось в 1943 г., в переломный период войны, когда ценой огромных потерь советские войска перешли в наступление, перехватив инициативу у противника. Бойцы, освобождавшие оккупированные территории, сталкивались с наглядными свидетельствами мучений и горя, выпавшими на долю местных жителей. Ожесточенные сражения, героические усилия советских солдат, трагические судьбы мирного населения – среди непосредственных свидетелей суровой правды военного лихолетья был автор стихотворения, работавший военкором с июня сорок первого.

Лирический субъект «Немых» напоминает странника. Он идет по земле, опаленной и протоптанной войной, слушает рассказы очевидцев – голодных, лишенных крова, вынужденных бороться за жизнь. Разрозненные свидетельства объединяет одно обстоятельство: в речи жителей привычной стала кличка «немые», которой именуются оккупанты.

Содержание трех строф подтверждает обобщение, сформулированное в зачине. Галерея миниатюрных сцен открывается горестной картиной пепелища, по которому уныло и «нелюдимо», одиноко бродит старуха. В изображение включена прямая речь растерянной, отчаявшейся женщины: она жалуется, что оккупанты забрали дочь. Реплика словно вырвана из диалога персонажа и лирического героя.

По идентичным принципам создана композиция двух последующих катренов. Соседи, участвующие в похоронах, стараются провести скорбный ритуал как можно тише. Маленького сына покойницы предостерегают: плакать нельзя, иначе привлечешь внимание чужаков-захватчиков. Среди разрушенных обгорелых стен, когда-то бывших домами, собирается группа голодных людей, пытающихся приготовить нехитрое варево из немолотого зерна. В уточняющем вопросе, адресованном одному из персонажей, содержится ответ: субъект речи уже знает, кто именно разрушил деревню, лишил ее жителей самого необходимого.

В каждом из эпизодов, служащих живыми иллюстрациями народного горя, подчеркивается причина, вызвавшая несчастье. Ее составляют преступные деяния «немых» – агрессивного, жестокого, «темного» племени. Создавая образ нелюдей, наглых варваров, хозяйничающих на чужой земле, Твардовский опирается на этимологию лексемы «немцы», которая первоначально обозначала иноземцев и была связана с прилагательным «немой».

В финальной части появляется авторский прогноз: захватчики, страшась сурового суда и возмездия, обретут дар речи. Эта уловка не спасет преступников. Лирическое «мы», народ-мученик, имеет право оставаться безразличным, глухим к просьбам поверженных оккупантов.

Автор: Александр Твардовский