«Пасха в апреле» М. Цветаева
Звон колокольный и яйца на блюде
Радостью душу согрели.
Что лучезарней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Травку ласкают лучи, догорая,
С улицы фраз отголоски…
Тихо брожу от крыльца до сарая,
Меряю доски.
В небе, как зарево, вешняя зорька,
Волны пасхального звона…
Вот у соседей заплакал так горько
Звук граммофона,
Вторят ему бесконечно-уныло
Взвизги гармоники с кухни…
Многое было, ах, многое было…
Прошлое, рухни!
Нет, не помогут и яйца на блюде!
Поздно… Лучи догорели…
Что безнадежней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Пасха, 1910 г., Москва.
Сборник «Вечерний альбом» (1910). Раздел «Только тени».
Анализ стихотворения Цветаевой «Пасха в апреле»
Произведение было написано в 1910 г., в день главного православного праздника. Текст начинается с упоминания узнаваемых атрибутов Пасхи: визуального образа крашеных яиц и традиционного акустического сопровождения религиозных обрядов, звона колоколов. Юная поэтесса обозначает реакцию лирического «я»: лучезарный апрельский день порождает радость в душе.
Начиная со второго катрена изменяется позиция субъекта речи: действие перемещается во двор, где героиня в задумчивости бродит «от крыльца до сарая». В центральных строфах появляются фрагменты городского пейзажа, доступные с новой точки наблюдения: молодая трава, догорающие лучи солнца, обрывки уличных разговоров. Вновь возникает звуковой образ колокольного звона, который метафорически отождествляется с волнами.
Чтобы изобразить перемену настроения юной наблюдательницы, автор привлекает акустические доминанты, наделенные семантикой дисгармоничности. Девушка слышит, как в соседнем доме уныло «заплакал» граммофон. Печальной песне «вторят» неприятные, визгливые мелодии гармоники. Поэтесса изменяет общие интонации художественного текста, персонифицируя звуки музыкальных устройств, уподобляя их плачу или резкому крику – явным проявлениям негативных эмоций.
Диссонансное окружение вызывает печальные размышления лирического субъекта, окрашенные элегическими оттенками. Гармоничное прошлое противопоставлено безотрадному настоящему, и внешние атрибуты праздника не могут возвратить в дом атмосферу истинной радости, царившую ранее. В финальном двустишии звучит горестный приговор: старый, казавшийся надежным и вечным мир безвозвратно исчез, оставшись в мучительных воспоминаниях.
Описание чувств, которые захватывают субъекта речи, поэтесса оформила в виде двух риторических вопросов, разместив их в зачине и финале. В смелом и наивном обращении ко всем «людям» звучат искренняя боль и тихая скорбь – пугающие, недетские эмоции юной героини.
Глубокой философской теме душевной пустоты, лицемерно прикрываемой соблюдением внешних приличий, посвящен еще один ранний цветаевский текст – «Столовая». Сцена семейного обеда, собирающая за столом чуждых, неприятных, даже враждебных друг другу людей, демонстрирует гнетущую семейную атмосферу. Отношения между домашними неустойчивы, «ломки», разговоры коротки, и в доме господствует тягостная тишина.