«Пляски смерти» А. Блок
1Как тяжко мертвецу среди людей Живым и страстным притворяться! Но надо, надо в общество втираться, Скрывая для карьеры лязг костей… Живые спят. Мертвец встает из гроба, И в банк идет, и в суд идет, в сенат… Чем ночь белее, тем чернее злоба, И перья торжествующе скрипят. Мертвец весь день труди́тся над докладом. Присутствие кончается. И вот – Нашептывает он, виляя задом, Сенатору скабрёзный анекдот… Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью Прохожих, и дома, и прочий вздор… А мертвеца – к другому безобразью Скрежещущий несет таксомотор. В зал многолюдный и многоколонный Спешит мертвец. На нем – изящный фрак. Его дарят улыбкой благосклонной Хозяйка – дура и супруг – дурак. Он изнемог от дня чиновной скуки, Но лязг костей музы́кой заглушон… Он крепко жмет приятельские руки – Живым, живым казаться должен он! Лишь у колонны встретится очами С подругою – она, как он, мертва. За их условно-светскими речами Ты слышишь настоящие слова: «Усталый друг, мне странно в этом зале». – «Усталый друг, могила холодна». – «Уж полночь». – «Да, но вы не приглашали На вальс NN. Она в вас влюблена…» А там – NN уж ищет взором страстным Его, его – с волнением в крови… В её лице, девически прекрасном, Бессмысленный восторг живой любви… Он шепчет ей незначащие речи, Пленительные для живых слова, И смотрит он, как розовеют плечи, Как на плечо склонилась голова… И острый яд привычно-светской злости С нездешней злостью расточает он… «Как он умён! Как он в меня влюблён!» В её ушах – нездешний, странный звон: То кости лязгают о кости.
19 февраля 1912 г.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века –
Всё будет так. Исхода нет.Умрешь – начнешь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
10 октября 1912 г.
Пустая улица. Один огонь в окне.
Еврей-аптекарь охает во сне.А перед шкапом с надписью Venena1,
Хозяйственно согнув скрипучие колена,Скелет, до глаз закутанный плащом,
Чего-то ищет, скалясь черным ртом…Нашел… Но ненароком чем-то звякнул,
И череп повернул… Аптекарь крякнул,Привстал – и на другой свалился бок…
А гость меж тем – заветный пузырекСует из-под плаща двум женщинам безносым
На улице, под фонарем белёсым.
Октябрь 1912 г.
1 Яд (лат.).
Старый, старый сон. Из мрака
Фонари бегут – куда?
Там – лишь черная вода,
Там – забвенье навсегда.
Тень скользит из-за угла,
К ней другая подползла.
Плащ распахнут, грудь бела,
Алый цвет в петлице фрака.
Тень вторая – стройный латник,
Иль невеста от венца?
Шлем и перья. Нет лица.
Неподвижность мертвеца.
В воротах гремит звонок,
Глухо щелкает замок.
Переходят за порог
Проститутка и развратник…
Воет ветер леденящий,
Пусто, тихо и темно.
Наверху горит окно.
Всё равно.
Как свинец, черна вода.
В ней забвенье навсегда.
Третий призрак. Ты куда,
Ты, из тени в тень скользящий?
Февраль 1914 г.
Вновь богатый зол и рад,
Вновь унижен бедный.
С кровель каменных громад
Смотрит месяц бледный,
Насылает тишину,
Оттеняет крутизну
Каменных отвесов,
Черноту навесов…
Всё бы это было зря,
Если б не было царя,
Чтоб блюсти законы.
Только не ищи дворца,
Добродушного лица,
Золотой короны.
Он – с далеких пустырей
В свете редких фонарей
Появляется.
Шея скручена платком,
Под дырявым козырьком
Улыбается.
7 февраля 1914 г.
А. Блок «Стихотворения. Книга третья» (1907–1916). Цикл «Страшный мир» (1909–1916).
Анализ цикла Блока «Пляски смерти»
К олицетворенному образу Смерти, увлекающей за собой людей разных возрастов и сословий, обращались многие писатели, художники, музыканты. Известный аллегорический сюжет, особенно популярный в немецкой и французской традициях, подчеркивает бренность человеческого существования. За два года до появления блоковской версии Макабра, или Пляски смерти, к этой теме обращается Брюсов. Подобно неизвестным средневековым авторам он составляет стихотворные комментарии к старинным гравюрам, иллюстрирующим земные похождения коварной Смерти.
Макабрическая тема в цикле, созданном в 1912–1914 гг., становится поводом для горьких философских размышлений о бессмысленности жизненных путей, глубоком духовном кризисе общества. Сатирические образы и гневные интонации порождены печалью и отчаянием разочарованного лирического «я».
Помимо танатологических мотивов, пять коротких главок небольшого цикла связывают гротескные урбанистические картины, пространство которых населено зловещими образами. Открывает галерею фантасмагорических персонажей мертвец, вынужденный играть роль живого. Движимый «нездешней» черной злобой, он стремится отравить существование, развратить глуповатых обывателей. Для этих целей мертвецу приходится озаботиться земными делами: карьерным продвижением, светским флиртом. Главный персонаж не одинок. На балу он встречает подругу, своего двойника в женском обличье. Фрагмент заканчивается кульминационной сценой вальса. Юную партнершу героя захватывает любовное переживание, которое кажется нелепым ее циничному кавалеру.
Содержание остальных эпизодов в основном посвящено уличным зарисовкам. Знаменитый ночной пейзаж, изображенный во второй главке, построен по принципу цикличности. При помощи кольцевой композиции автор стремится передать пессимистичное ощущение тупика, от которого не избавит даже гибель.
Художественное пространство последних фрагментов организуют мистические мотивы. На темных и тихих улицах гуляет ледяной ветер, черная речная вода похожа на свинец, бледный свет месяца не побеждает мглу, а лишь «оттеняет» мрачные детали окружающего. В зловещем антураже появляются фантастические персонажи: скелет, безносые женщины, неясные тени, франт во фраке. Особенно мрачен гротескный образ «тени второй», у которой «нет лица». По этой причине субъект речи затрудняется дать ей точную характеристику, предлагая читателю варианты трактовки: молодой рыцарь, невеста, проститутка.
В финальной главке присутствуют указания на социальные стороны всеобщего духовного кризиса, однако приоритетная позиция остается за символико-философским содержанием.