«Моё завещание. Друзьям» А. Пушкин

Хочу я завтра умереть
И в мир волшебный наслажденья,
На тихий берег вод забвенья,
Веселой тенью отлететь…
Прости навек, очарованье,
Отрада жизни и любви!
Приближьтесь, о друзья мои,
Благоговенье и вниманье!
Устройте завтра шумный ход,
Нести радостные чаши
На темный берег сонных вод,
Где мы вели беседы наши.
Зовите на последний пир
Семелы радостного сына,
Эрота, друга наших лир,
Богов и смертных властелина.
Пускай веселье прибежит,
Махая резвою гремушкой,
И нас от сердца рассмешит
За полной пенистою кружкой.
Пускай игривою толпой
Слетят родные наши музы;
Им первый кубок круговой.
Друзья! священны нам их узы;
До ранней утренней звезды,
До тихого лучей рассвета
Не выйдут из руки поэта
Фиалы братской череды;
В последний раз мою цевницу,
Мечтаний сладостных певицу,
Прижму к восторженной груди.
И брякнут перстни золотые
В завет любви в последний раз.
Где вы, подруги молодые?
Летите – дорог смерти час.
В последний раз, томимый нежно,
Забуду вечность и друзей,
В последний раз на груди снежной
Упьюсь отрадой юных дней!

Когда ж восток озолотится
Во тьме денницей молодой,
И белый топол озарится,
Покрытый утренней росой,
Подайте грозд Анакреона;
Он был учителем моим;
И я сойду путем одним
На грустный берег Ахерона…
Простите, милые друзья,
Подайте руку, до свиданья!
И дайте, дайте обещанье,
Когда навек укроюсь я,
Мое исполнить завещанье.
Приди, певец мой дорогой,
Воспевший Вакха и Темиру,
Тебе дарю я лень и лиру;
Да будут музы над тобой…
Ты не забудешь дружбы нашей,
О Пущин, ветреный мудрец!
Прими с моей глубокой чашей
Увядший миртовый венец!
Друзья! вам сердце оставляю
И память прошлых красных дней,
Окованных счастливой ленью
На ложе маков и лилей;
Мои стихи дарю забвенью,
Последний вздох, о други, ей!

На тихий праздник погребенья
Я вас обязан пригласить;
Веселость, друг уединенья,
Билеты будет разносить…
Стекитесь резвою толпою,
Главы в венках, рука с рукою,
И пусть на гробе, где певец
Исчезнет в рощах Геликона,
Напишет беглый ваш резец:
«Здесь дремлет юноша-мудрец,
Питомец нег и Аполлона».

1815 г.

Анализ стихотворения Пушкина «Моё завещание. Друзьям»

Сцены дружеского пиршества, типичные для лицейской лирики, созданы под влиянием поэтики Батюшкова. Анакреонтические традиции определяют трактовку образа лирического героя у обоих авторов. Субъект речи молод, воодушевлен и полон сил, окружен верными друзьями. Слух пирующих услаждают песни муз и мелодичные звуки свирели. Безоблачная атмосфера «часов крылатых» осложняется мотивом быстротечности счастья. В батюшковском «Совете друзьям» герой предчувствует свою гибель, однако печальное будущее – не повод для уныния. Он призывает единомышленников следовать «юности забавам», разбавляя шутками приятную беседу о возвышенном.

На пир, изображенный юным поэтом в тексте 1815 г., приглашены не только товарищи и «родные» музы, но Дионис и Эрос. Дружеская беседа и смех, кружки, полные пенистой влаги, свирель, мелодия которой выражает заветные мечтания, – атрибуты сцены традиционны. Они контрастируют с эпатирующим поводом для веселого празднества, о котором сообщается в зачине. Решительный герой желает «завтра умереть» и по этой причине созывает близких людей и божественных персонажей на берег сонной реки.

Важное значение имеют характеристики художественного пространства. Сцена происходит у темных вод, изображение которых перекликается с образом «грустного берега» адской подземной реки, мифологического Ахерона.

Герой-поэт, позиционирующий себя учеником Анакреонта, высказывает намерение совершить еще один символический обряд. Он собирается передать атрибуты поэтического вдохновения, увядший венок из мирта и лиру, присовокупив к последней склонность к ленивому, расслабленному времяпрепровождению. Автор называет фамилии конкретных людей, которым адресованы прощальные дары: Дельвиг и Пущин. Первый из них обозначен при помощи перифразы, второй назван прямо. Заканчивая земное существование, певец намерен расстаться с чувственным миром и воспоминаниями о счастливых «красных днях». Он готов предать забвению и собственные стихи.

Традиционные детали прощального обряда призваны настроить читателя на скорбный лад. Однако пушкинская трактовка образа смерти не столь однозначна: она представляет окончание земного бытия как переход в иное состояние, когда «веселая тень» ушедшего перемещается в «мир наслажденья». Смягчают элегическое настроение и оптимистические ноты финала. Умерший певец попадает не в мрачные стены подземного царства, а бесследно скрывается в рощах, которые по представлениям античных авторов служили традиционным пристанищем для муз и поэтов.