«Моя родословная» А. Пушкин

Смеясь жестоко над собратом,
Писаки русские толпой
Меня зовут аристократом.
Смотри, пожалуй, вздор какой!
Не офицер я, не асессор,
Я по кресту не дворянин,
Не академик, не профессор;
Я просто русский мещанин.

Понятна мне времен превратность,
Не прекословлю, право, ей:
У нас нова рожденьем знатность,
И чем новее, тем знатней.
Родов дряхлеющих обломок
(И по несчастью, не один),
Бояр старинных я потомок;
Я, братцы, мелкий мещанин.

Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов,
И не был беглым он солдатом
Австрийских пудреных дружин;
Так мне ли быть аристократом?
Я, слава богу, мещанин.

Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев венчанный,
Иван IV пощадил.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.

Смирив крамолу и коварство
И ярость бранных непогод,
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили,
Нас жаловал страдальца сын.
Бывало, нами дорожили;
Бывало… но – я мещанин.

Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.
Его пример будь нам наукой:
Не любит споров властелин.
Счастлив князь Яков Долгорукой,
Умен покорный мещанин.

Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь петергофского двора,
Как Миних, верен оставался
Паденью третьего Петра.
Попали в честь тогда Орловы,
А дед мой в крепость, в карантин,
И присмирел наш род суровый,
И я родился мещанин.

Под гербовой моей печатью
Я кипу грамот схоронил
И не якшаюсь с новой знатью,
И крови спесь угомонил.
Я грамотей и стихотворец,
Я Пушкин просто, не Мусин,
Я не богач, не царедворец,
Я сам большой: я мещанин.

Post scriptum

Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.

Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.

Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.

И был отец он Ганнибала,
Пред кем средь чесменских пучин
Громада кораблей вспылала,
И пал впервые Наварин.

Решил Фиглярин вдохновенный:
Я во дворянстве мещанин.
Что ж он в семье своей почтенной?
Он?.. он в Мещанской дворянин.

3 декабря 1830 г.

Анализ стихотворения Пушкина «Моя родословная»

Многолетний конфликт литераторов пушкинского круга с известным издателем Ф. В. Булгариным обострился к концу 1820-х гг. Содержание фельетонов, памфлетов и эпиграмм, созданных представителями противоборствующих групп, начинает выплескиваться за рамки литературной полемики и зачастую включает чувствительные, если не оскорбительные намеки на факты или слухи, касающиеся биографии участников спора.

Анализируемый текст, созданный в 1830 г., – поэтический отклик на анонимную статью, в которой подвергалось сомнению благородное происхождение некоего автора, имевшего в предках негритенка.

Образ ироничного героя, который высмеивает недоброжелателей, был навеян сатирическим произведением Беранже – песней «Простолюдин». Строки из нее были предпосланы в качестве эпиграфа к первой редакции стихотворения. Связью с французским источником объясняется происхождение рефрена, замыкающего каждую строфу. Близки трактовки лексем «простолюдин» и «мещанин»: в авторском контексте они обозначают гражданина-патриота, который не поступится честью и независимостью ради карьеры и богатства.

В комической декларации зачина герой отрекается от репутации аристократа. Речь, призванная убедить окружающих, изобилует отрицательными характеристиками: говорящий не может похвастаться заслугами на военной или гражданской службе, научном поприще. Во второй строфе содержатся важные пояснения: правнук «бояр старинных» противопоставляет себя новой знати, которая выбилась наверх благодаря всевозможным уловкам. Последние конкретизируются в следующем фрагменте, где также применяется комплекс характеристик через отрицание.

В части, посвященной предкам, герой отступает от литературной роли рассказчика-балагура. Упоминая о драматических судьбах, он выделяет родовые черты Пушкиных, – смелость и независимость. Злоключения строптивых прадедов стали уроком, приучили потомка смирять «крови спесь». Амплуа свободного «грамотея и стихотворца» – выход, позволяющий отстраниться от пронырливых новичков и сохранить достоинство.

В постскриптуме поэт переосмысливает «позорный» факт, выданный литературным оппонентом за сенсацию: «черный дед» – не бесправный раб, а верный помощник царя-реформатора и отец боевого генерала. Авторский сарказм достигает кульминации в финале. Едкие намеки адресованы Булгарину, образ которого выступает антиподом лирического «я».