«Прозрачных облаков спокойное движенье…» А. Толстой
* * * Прозрачных облаков спокойное движенье,
Как дымкой солнечный перенимая свет,
То бледным золотом, то мягкой синей тенью
Окрашивает даль. Нам тихий свой привет
Шлёт осень мирная. Ни резких очертаний,
Ни ярких красок нет. Землёй пережита
Пора роскошных сил и мощных трепетаний;
Стремленья улеглись; иная красота
Сменила прежнюю; ликующего лета
Лучами сильными уж боле не согрета,
Природа вся полна последней теплоты;
Ещё вдоль влажных меж красуются цветы,
А на пустых полях засохшие былины
Опутывает сеть дрожащей паутины;
Кружася медленно в безветрии лесном,
На землю жёлтый лист спадает за листом;
Невольно я слежу за ними взором думным,
И слышится мне в их падении бесшумном:
– Всему настал покой, прими ж его и ты,
Певец, державший стяг во имя красоты;
Проверь, усердно ли её святое семя
Ты в борозды бросал, оставленные всеми,
По совести ль тобой задача свершена
И жатва дней твоих обильна иль скудна?
<Сентябрь 1874>
Анализ стихотворения Толстого «Прозрачных облаков спокойное движенье…»
Завораживающая картина «осени мирной» начинает стихотворный текст, написанный незадолго до смерти автора, в 1874 г. Спокойствие и умиротворение – чувства, которые вызывает тихий пейзаж. В нем нет кричащих оттенков, лишь легкие полутона: «бледное золото», «синяя тень», слабая дымка. Неприметная красота увядания противопоставляется выразительным краскам и зною «ликующего лета». Если атрибутом жаркой поры было буйство мощных «роскошных сил», то для наступившего времени характерны успокоение и «иная», неброская прелесть последних теплых дней.
Лирический герой, наблюдавший неяркую панораму, переходит от общего плана к деталям. От внимания созерцателя не ускользают цветы, опадающие листья и засохшая трава, опутанная паутиной.
Природа готовится к зиме, но пока не охвачена оцепенением: неторопливо плывут облака, меняются цветовые доминанты, дрожит паутина, падает листва. Наблюдение за последним из образов, медленно кружащимися желтыми листьями, служит основанием для тематического перехода от пейзажной лирики к философским размышлениям о предназначении творчества. Герой-поэт, задумчиво созерцающий листопад, будто слышит обращенную к нему речь.
Осень жизни лирического «я», воспевавшего красоту, – время покоя и подведения результатов. Чтобы осмыслить итоги творчества, автор обращается к пушкинскому образу сеятеля, по-своему трактуя понятие «живительного семени» свободы. Верное служение прекрасному – такова заветная цель поэзии, и наделенному даром художественного слова надлежит «усердно» исполнять высокую миссию. Неведомый, но честный и строгий судья завершает свое обращение вопросом, касающимся «жатвы дней»: ее обильность или скудость укажут, насколько эффективно выполнена задача.
Интересно, что спустя два года фигура сеятеля возникает в художественном мире Некрасова. Ее толкование связано не с поэтическим кредо, а с общественной деятельностью народных просветителей. Хотя идейное содержание некрасовской версии расходится с текстом Толстого, логика развития символического образа обнаруживает идентичность. Оба автора упоминают о семенах, урожае, эффективности труда.
Серьезности размышлений о вечной теме, затронутой Толстым, соответствуют стилевые особенности стихотворения: размеренный, неторопливый ритм, необычное чередование рифм, длинная шестистопная ямбическая строка.