«Ещё люблю, ещё томлюсь…» А. Фет
* * * Еще люблю, еще томлюсь
Перед всемирной красотою
И ни за что не отрекусь
От ласк, ниспосланных тобою.Покуда на груди земной
Хотя с трудом дышать я буду,
Весь трепет жизни молодой
Мне будет внятен отовсюду.Покорны солнечным лучам,
Там сходят корни в глубь могилы
И там у смерти ищут силы
Бежать навстречу вешним дням.
10 декабря 1890 г.
Сборник «Вечерние огни. Выпуск пятый».
Анализ стихотворения Фета «Еще люблю, еще томлюсь…»
Позднее творчество поэта расцвечено любовной тематикой, причины загадочного появления которой не раскрыты до сих пор. Часть стихотворений ретроспективна, и ее связывают с трагической гибелью Марии Лазич, мучительными воспоминаниями об утраченном счастье. Однако имеются и другие творения, изображающие свежие и яркие переживания. Критики и читатели с удивлением встречают в фетовских стихах, написанных за один-два года до кончины, пылающего страстью лирического героя. Он влюблен, живет предчувствием встречи с милой, увлечен прогулками при луне, когда ночная пора плачет «росою счастья».
Не во всех текстах любовного цикла господствуют восторженные интонации. Романтические ощущения омрачаются мотивами непостоянства и «злой старости». «Мед благовонный» прекрасного чувства, усладивший героя на закате жизни, трактуется как средство преодоления конечности земного бытия.
По эмоциональному настрою поэтический текст 1890 г. напоминает клятву верности. Кому присягает лирический субъект? Он служит отвлеченной категории «всемирной красоты», предвосхищающей блоковскую Вечную Женственность. Одновременно с этой декларацией звучит заявление о верности «ласкам» земной избранницы.
Двойственная трактовка любви в поэтике Фета исключает конфликт горнего и дольнего начал: оба плана сливаются в единое понятие поклонения прекрасному. В центральном катрене возникает ключевая формула «трепет жизни молодой», которая обозначает стремление уловить и насладиться гармонией мира. Здесь же возникает и условие выполнения обещания: герой исполняет высокую миссию, пока способен вести земное существование, метафорически уподобленное дыханию на поверхности «груди земной».
Сравнение, звучащее в концовке, поддерживает эмоциональное состояние зачина, в котором говорится о любви, окрашенной светлой печалью. Корни растений, появляющихся на могилах, черпают «у смерти» силы для роста. Образ корней построен по принципам олицетворения: им приписывается активное антропоморфное начало, которое подчеркивает контраст с неподвижностью могильной «глуби». Первоначальная ботаническая тематика художественного тропа переосмысливается в философском ключе. Авторский оксюморон, определяющий смерть как источник жизни, утверждает закономерность конечного существования и примиряет с неизбежностью трагического финала.