«Кубок» В. Жуковский

«Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
     В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
     Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».

Так царь возгласил, и с высокой скалы,
     Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
     Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»

Но рыцарь и латник недвижно стоят;
     Молчанье – на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
     За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»

И все безответны… вдруг паж молодой
     Смиренно и дерзко вперёд;
Он снял епанчу, и снял пояс он свой;
     Их молча на землю кладёт…
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»

И он подступает к наклону скалы
     И взор устремил в глубину…
Из чрева пучины бежали валы,
     Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.

И воет, и свищет, и бьёт, и шипит,
     Как влага, мешаясь с огнём,
Волна за волною; и к небу летит
     Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет…
Не море ль из моря извергнуться хочет?

И вдруг, успокоясь, волненье легло;
‎     И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
     И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рёва.

И он, упредя разъярённый прилив,
     Спасителя-бога призвал,
И дрогнули зрители, все возопив, –
     Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасёт никакая уж сила.

Над бездной утихло… в ней глухо шумит…
     И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
     «Красавец отважный, прости!»
Все тише и тише на дне её воет…
И сердце у всех ожиданием ноет.

«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
     Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! –
     Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.

Немало судов, закруженных волной,
     Глотала её глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
     С её неприступного дна…»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалекой.

И воет, и свищет, и бьёт, и шипит,
     Как влага, мешаясь с огнём,
Волна за волною; и к небу летит
     Дымящимся пена столбом…
И брызнул поток с оглушительным рёвом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.

Вдруг… что-то сквозь пену седой глубины
     Мелькнуло живой белизной…
Мелькнула рука и плечо из волны…
     И борется, спорит с волной…
И видят – весь берег потрясся от клича –
Он левою правит, а в правой добыча.

И долго дышал он, и тяжко дышал,
     И божий приветствовал свет…
И каждый с весельем: «Он жив! – повторял. –
     Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный».

Он на берег вышел; он встречен толпой;
     К царёвым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
     И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.

«Да здравствует царь! Кто живёт на земле,
     Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле.
     И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.

Стрелою стремглав полетел я туда…
     И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
     И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой…
И страшно меня там кружило и било.

Но богу молитву тогда я принёс,
     И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утёс
     И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.

И смутно все было внизу подо мной
     В пурпуровом сумраке там;
Все спало для слуха в той бездне глухой;
     Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.

Я видел, как в чёрной пучине кипят,
     В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
     И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.

И был я один с неизбежной судьбой,
     От взора людей далеко;
Один меж чудовищ с любящей душой,
     Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немова.

И я содрогался… вдруг слышу: ползёт
     Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот…
     Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомёта порывом».

Чудесен рассказ показался царю:
     «Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
     В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морскова».

То слыша, царевна с волненьем в груди,
     Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель; его пощади!
     Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младова».

Но царь, не внимая, свой кубок златой
     В пучину швырнул с высоты:
«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
     Когда с ним воротишься, ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою».

В нем жизнью небесной душа зажжена;
     Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
     Он видит: в ней жалость и страх…
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны…

Утихнула бездна… и снова шумит…
     И пеною снова полна…
И с трепетом в бездну царевна глядит…
     И бьёт за волною волна…
Приходит, уходит волна быстротечно:
А юноши нет и не будет уж вечно.

1825–1831 гг.

Перевод баллады Шиллера. Название в оригинале: «Der Taucher».

Анализ стихотворения Жуковского «Кубок»

«Кончи, ради бога, Водолаза!» – писал А. С. Пушкин Василию Андреевичу Жуковскому в апреле 1825 года. Это нетерпеливое восклицание относится к переводу баллады Шиллера «Ныряльщик», работу над которой Жуковский начал еще в апреле 1818 года. Поэт раз за разом – в 1822, 1823, 1825 гг. приступал к произведению, но только весной 1831 года оно было завершено. Оно получило название «Кубок» и было опубликовано во втором томе сборника «Баллады и повести, сочинение В. А. Жуковского».

Такая долгая и тщательная работа над балладой не оказалась напрасной. Жуковский отнесся к оригиналу очень бережно, сохранив и сюжет, и стихотворный размер (амфибрахий с небольшими вариациями), и живописные детали повествования. «Ныряльщика» переводили и другие авторы, но именно произведение Василия Андреевича считается классическим переложением баллады Шиллера. Известный литературный критик В. Е. Чешихин высоко оценил произведение: «Ни одна из баллад Жуковского не отличается такой силой красок, как «Кубок».

В балладе рассказывается об испытании, которое своевольный жестокий царь предлагает пройти своим подданным. Это проверка на храбрость: кто осмелится прыгнуть в морскую пучину за брошенным туда драгоценным кубком? Этот сюжет напоминает средневековые сказки о рыцарях, которые должны добыть сокровище для короля.

Трижды царь вопрошает свиту, и на третий раз из толпы выступает молодой паж. Интересно, что он тоже упоминается третьим после рыцаря и латника. Это усиливает сходство со сказкой. Проговорив слова молитвы, смельчак бросается в волны и оставляет публику горевать о наверняка погибшей юности и красоте. Однако паж возвращается с кубком в руке. Он описывает государю свои опасные приключения под водой и невольно возбуждает в том жгучее любопытство. Царь сулит герою еще большее богатство – руку царевны. Юноша не может устоять перед таким искушением и снова устремляется в глубину. Но на этот раз ему не суждено вернуться, волны навсегда смыкаются над отчаянным храбрецом.

В интерпретации Жуковского очень сильны библейские мотивы искушения и наказания. Жестокий царь лишился верного подданного и драгоценного символа своей власти. Страстный паж прельстился новой наградой, за что и погиб, несмотря на упование на божественную защиту. Это поучительный урок о том, что как бы ни была желанна цель, если она противоречит христианским заповедям, итог окажется печальным. Эта важная черта поэзии Василия Андреевича, преследовавшего благородный замысел воспитывать читателей на примере судеб лирических героев.