«Курлык» М. Цветаева
Детство: молчание дома большого,
Страшной колдуньи оскаленный клык;
Детство: одно непонятное слово,
Милое слово «курлык».Вдруг беспричинно в парадной столовой
Чопорной гостье покажешь язык
И задрожишь и заплачешь под слово,
Глупое слово «курлык».Бедная Fräulein1 в накидке лиловой,
Шею до боли стянувший башлык, –
Все воскресает под милое слово,
Детское слово «курлык».
1910–1911 гг.
Сборник «Волшебный фонарь» (1912). Раздел «Деточки».
1 Барышня (нем.).
Анализ стихотворения Цветаевой «Курлык»
Необычное заглавие произведения, появившегося в 1910–11 гг., представляет собой яркий пример детского словотворчества. Толкование окказионализма приведено в мемуарах Анастасии, сестры поэтессы. Первоначально связанное с шутливым «переводом» кошачьего мурлыканья на язык людей, в дальнейшем слово обозначало уютные вечера, проведенные в тесном общении с матерью и доверительных беседах обо всем на свете.
В анализируемом тексте «курлык» фигурирует не только в названии: лексема входит в состав эпифоры, образуя рефрен, завершающий каждую из строф. Окказионализм наделяется четырьмя эпитетами: «непонятное», «милое», «глупое» и «детское». Ассоциации, связанные с диковинным «домашним» словом, воссоздают в памяти лирического «я» картины из детских лет жизни.
Короткие сценки, изображенные в тексте, отделены от настоящего. Подчеркивая из отдаленность, поэтесса прибегает к личной форме глагола «воскресать».
Первым в ряду ассоциаций возникает воспоминание об образе зловещей колдуньи из страшной сказки. Для стилистики ранних творений Цветаевой характерно обращение к сказочным мотивам: в ее стихотворениях оживают загадочные волшебницы и «безобидно-лукавые» колдуны, царевны и рыцари. В этом же фрагменте анализируемого текста возникает важная деталь – большой дом, в котором прошло детство героини.
Упоминание о доме предваряет появление еще одного элемента традиционного антуража, заявленного во втором эпизоде, – парадной столовой. Здесь находятся взрослые, и в числе их – «чопорная гостья», чужая и неприятная женщина. Дерзкая выходка своевольной девочки, служащая своеобразным возражением против чрезмерного официоза в домашней атмосфере, оборачивается слезами и боязнью наказания. Предвидя неприятные последствия проступка, героиня обозначает свои действия однородными сказуемыми «задрожишь» и «заплачешь».
В третьем четверостишии отсутствуют развернутые сценки: они уступают места разрозненным эпизодам. Сначала лирическое «я» вспоминает о «бедной» немке-гувернантке, а затем, следуя причудливым законам человеческой памяти, воссоздает в мыслях детали одежды. Лиловая накидка принадлежит воспитательнице, а теплый башлык – субъекту речи. Характерно, что в описании первой вещи актуализирован признак цвета, поскольку девочка видит ее со стороны. В изображении второго предмета акцентируются осязательные ощущения, порожденные соприкосновением кожи с грубой тканью, туго завязанной на шее. Тщательная, выразительная и точная проработка деталей свидетельствует о вечной свежести воспоминаний, которые оставила в душе волшебная счастливая пора.