«Очарованный вечер мой долог…» А. Блок
* * * Очарованный вечер мой долог,
И внимаю журчанью струи,
Лег туманов белеющий полог
На зеленые нивы ТвоиБезотрадному сну я не верю,
Погрузив мое сердце в покой…
Скоро жизнь мою бурно измерю
Пред неведомой встречей с Тобой…Чьи-то очи недвижно и длинно
На меня сквозь деревья глядят.
Всё, что в сердце, по-детски невинно
И не требует страстных наград.Все, что в сердце, смежило ресницы,
Но едва я заслышу. «Лети», –
Полечу я с восторгами птицы,
Оставляющей перья в пути…
11 июня 1903 г., Bad Nauheim.
А. Блок «Собрание сочинений в девяти томах». Т. 1. «Стихотворения, не вошедшие в основное собрание» (1898–1904). Раздел «Разные стихотворения».
Анализ стихотворения Блока «Очарованный вечер мой долог…»
Мотив ожидания, развитый в блоковской лирике, достигает кульминационного накала в стихотворениях, датированных началом лета 1903 г. В произведении «Если только она подойдет…» лирический субъект одержим предчувствием встречи, и спокойствие ясного неба и озерной воды контрастирует с душевным напряжением.
Сходные детали пространства окружают лирическое «я» анализируемого текста: тихий шум журчащей воды, неподвижные деревья, туман, медленно застилающий зеленые поля. Обобщая впечатления внешней обстановки, субъект речи именует долгий, лишенный динамичных переходов вечер эпитетом «очарованный» – завораживающий своей статичностью, дарящий умиротворение.
Сердце погружено «в покой» – начало второго четверостишия демонстрирует, как повлияло созерцание спокойного пейзажа на душевное состояние героя. Здесь же конкретизируется важное обстоятельство: бездействие не вызвано желанием слиться с расслабляющей атмосферой, оно является вынужденной остановкой, кратковременным отдыхом перед грядущими важными событиями. Усилием воли субъект речи заставляет свое сердце успокоиться, но все его мысли заняты предстоящими испытаниями.
Тревога о будущем передается при помощи лексем «бурно», «неведомой». Беспокойство усиливается ощущением, будто герой стал объектом наблюдения неизвестного лица, пристальный взгляд которого определен авторским эпитетом «длинно». Последняя лексема перекликается с характеристикой растянутого времени, указанной в зачине. Художественные средства помогают закрепить сомнения об истинности внешнего спокойствия.
Образ «детского» сердца героя-поэта, завершающий третий катрен, указывает на непосредственность и возвышенность лирического переживания. В произведении «Погружался я в море клевера…» этот образ повторяется: по зову северного ветра и велению честного сердца путник отправляется в трудную дорогу.
Финальную часть открывает интересная иносказательная конструкция, в которой эффектно сочетаются различные тропы. Эмоции, тревожившие сердце лирического «я», наделяются способностью смежать ресницы, подобно живым существам.
Концовка проясняет момент, когда закончится вынужденная пауза. Повеление идеальной героини вызовет незамедлительную реакцию, метафорически уподобленную стремительному птичьему полету. Финальное замечание о потерянных перьях придает лирическому повествованию легкий оттенок самоиронии.